35-я гвардейская стрелковая Лозовская Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизия.

Меловое - восточный порог Украины

книга в формате .pdf

обложка

ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ

 

ТАК НАЧИНАЛИСЬ БОИ ЗА УКРАИНУ

(из истории 35-й гвардейской дивизии)

После утомительных переходов по бездорожью 35-я гвардейская стрелковая дивизия 14 декабря 1942 года сосредоточилась на восточном берегу реки Дон, в селе Нижний Мамон. Здесь дивизии было вручено гвардейское знамя. В этот же день полковник Кулагин Иван Яковлевич принял командование дивизией.

Наступление было намечено на 16 декабря 1942 года. Дивизия входила в состав 4-го гвардейского стрелкового корпуса второго эшелона и ударных частей. Из полученных на марше дополнительных сведений следовало, что 102-й стрелковый полк майора Смолина Григория Борисовича идет напрямик проселочной дорогой до села Гадючье, занимает круговую оборону и прочно ее удерживает на случай контрудара со стороны Богучара. Во фланг нашим наступающим войскам сотый и сто первый гвардейские полки идут по маршруту на Чертково через Анно-Ребриково.

20 декабря 102-й гвардейский стрелковый полк получил приказ двигаться к крупному совхозу, занять круговую оборону, оседлать перекресток дорог на Чертково и Миллерово. В тылу действовала большая группировка немцев с танками, имея задачу выйти на станцию Чертково.

Сто второй полк должен был сорвать планы немцев. Во второй половине дня полк был на месте и к ночи занял свои оборонительные позиции.

Командир полка Смолин и часть командиров подразделений ужинали, когда в комнату вошел адъютант командира дивизии младший лейтенант Трапезников. Он, торопясь и волнуясь, передал приказ комдива  срочно без промедления маршброском направить свой полк а район Мало-Лозовки, совхоз оборонять одним батальоном, усиленным артдивизионом. Командиру полка немедленно прибыть за получением задачи. Полк под командованием капитана Кваши и начальника штаба полка Женжерухи двинулся к Мало-Лозовке. Все понимали, что штаб дивизии 100-й и 101-й гвардейские полки попали в тяжелое положение. Наши гвардейские стрелковые полки прошли через хутор Арбузовку в направлении Алексеево-Лозовки. Не успел передовой полк 41-й гвардейской стрелковой дивизии втянуться в Арбузовку, как  большая группировка немцев при поддержке танков ворвалась в хутор и заняла его, расстреляв часть полка на марше.

В это время штаб дивизии расположился в здании бывшей школы Малой Лозовки. Тут же в соседних домах была расквартирована рота разведчиков дивизии. К вечеру из леса в сторону Арбузовки потекла лавина восьмой итальянской армии. Ее головные части подошли к окраине Малой Лозовки. На оборону Малой Лозовки вышли все, даже работники штаба. Командовал обороной начальник штаба дивизии Шнайдер Григорий Моисеевич. С минуты на минуту оборонявшиеся ждали подкрепления. И вот, наконец, в населенный пункт подошли воины 100-го и 101-го гвардейских полков.

Они развернулись и пошли в наступление со стороны Алексеево-Лозовки. Итальянцы отошли за гребень и под прикрытием темноты сосредоточились в районе Арбузовки. К хутору подошли густые колонны отступающих войск противника. Батальон 128-го стрелкового полка повернул налево и занял оборону фронтом на восток. Истребительный дивизион тоже развернулся в боевой порядок, заняв позиции для ведения огня прямой наводкой. Встреченный дружными залпами из орудий стрелкового оружия и пулеметным огнем, неся большие потери, противник начал разворачиваться в боевой порядок для атаки, стремясь прорваться через Арбузовку.

Первые атаки противника были отбиты с большими для него потерями. Но атаки следовали одна задругой и, в конце концов, противник овладел хутором.

Для дивизии создалось тяжелое положение. Штаб 44-й дивизии оказался отрезанным от главных сил, и управление полками пришлось осуществлять только по радио. Авангард дивизии — 128 полк подполковника Дмитриева решено было вернуть к месту боев. Если бы противник сразу же повел наступление в обход Арбузовки, у него была бы реальная возможность вырваться из окружения, так как южнее хутора на протяжении многих километров не было достаточных сил, чтобы противостоять противнику. Даже штаб 44-й гвардейской дивизии не имел ни одного взвода прикрытия, пока не вернулся полк Дмитриева. Неправильно оценив обстановку, противник беспрерывно атаковал севернее Арбузовки, куда подходили основные силы 44-й дивизии.

Второй батальон 102-го гвардейского стрелкового полка (командир батальона старший лейтенант Рябцев) с переданными ему средствами полковой батареей (командир батареи Н. Рингель) и двумя ротами автоматчиков совершили марш-бросок в район Сохрановки. Разведка донесла, что в направлении села движется большая колонна противника.

Утром батальон вошел в Сохрановку, а навстречу ему двигались колонна немцев и итальянцев. Комбат Рябцев поставил перед командирами рот задачу: атаковать противника, нанося ему как можно больший урон. Заняв боевую оборону на восточной окраине села и подпустив врага на расстояние ружейного выстрела, по команде комбата бойцы открыли ураганный огонь, расстреливая фашистов в упор. Наши автоматчики обходили врага справа и слева, окружая его. Попав под ураганный огонь, противник пытался принять боевой порядок, но в беспорядке стал отступать. В это время на место боя прибыл командир 102-го гвардейского полка майор Григорий Борисович Смолин и приказал усилить огонь. Фашисты несколько раз переходили в контратаку, но были расстреляны. Особенно жестоким был бой на левом фланге, где фашистов атаковала рота автоматчиков гвардии старшего лейтенанта Макарова. Туда был переброшен взвод пушек гвардии лейтенанта Ершова. Артиллеристы в упор расстреливали врага. Наводчик гвардии сержант Осинцев и сержант Богданов снаряд за снарядом посылали в скопление противника.

Все контратаки противника были отбиты, а наши автоматчики начали занимать фланги, окружая врага. В стане противника появились белые флаги, командир полка подал сигнал прекратить огонь. Немецкие захватчики сложили оружие — гвардейцы сводили пленных в село, их было около двух тысяч. Так закончилась операция по разгрому фашистов  гвардейцами 102-го стрелкового полка в районе Сохрановки.

Из укрытий начали выходить сохрановцы, слезы радости блестели на их лицах, слова благодарности шли от сердца. Трудно передать словами радость людей. Угощали табаком-самосадом своих освободителей, поили горячим чаем, а он был как раз кстати — на дворе стоял 30-градусный мороз.

Долго задержаться в Сохрановке 102-му полку не пришлось. Еще уводили пленных, пехота прочесывала местность, а командира батареи Н. Рингеля вызвал командир полка и приказал с двумя взводами отправиться в район Малой Лозовки в расположение командира дивизии. Когда батарея прибыла в указанный район, комдив Кулагин Иван Яковлевич объяснил ему задачу: впереди на высоте стоит мельница за нею редкая цепь — это наш сотый полк, а за ним густые цепи немцев. Их надо расстрелять в упор. Командир батареи повторил задачу и отправился в батарею, где довел приказ командирам взводов и орудий. Заняв боевые позиции, батарея прямой наводкой открыла огонь по цепям противника. Снаряды ложились точно. Попав под губительный огонь артиллерии, фашисты залегли на гребне высоты. Батарея усилила огонь. Оставив на поле боя много убитых и раненых, фашисты побежали обратно за гребень высоты. Тогда поднялась наша пехота и стала преследовать врага.

Артиллеристы сменили боевые позиции. Через полчаса фашисты возобновили атаку, и наши передовые роты начали отходить к Лозовке. Как только враг появился в секторе обстрела, батарея открыла беглый огонь. И на этот раз атака немцев захлебнулась. Еще пять раз пытались фашисты прорваться. Каждый раз их останавливал меткий огонь наших артиллеристов. К вечеру подошли батальоны 102-го гвардейского стрелкового полка. Арбузовский мешок нужно было завязать крепко.

Утро 20-го декабря 1942 года началось в районе Малой Лозовки с массированных атак итальянцев при поддержке огнем немецких танков. Они пытались прорваться к станции Чертково, гвардейцы отбивали атаку за атакой и отвечали своими контратаками. К вечеру стало известно, что немцы готовят совместно с итальянцами большое массовое наступление на прорыв.

Командир 35-й собрал всех офицеров штаба. Командиров полков и поставил боевое задание: организовать прочную оборону и не дать врагу вырваться из создавшегося мешка. Для усиления обороны был отозван 102-й гвардейский полк.

Уже стемнело, когда мощный вал навалился на позиции 100-го гвардейского. Завязался бой. В рукопашной схватке наши воины не выдержали преобладающего силой натиска врага и дали ему возможность вырваться к станции Чертково.

К этому времени подоспели разведчики и автоматчики дивизии. В маскхалатах они ночью, как призраки, появились в рядах противника и расстреляли его в упор. Так удалось снова захлопнуть «Арбузовский мешок».

Неудача заставила немцев активизироваться, и уже с самого утра они повели массовое наступление на Чертково. Наши силы пополнились воинами 102-го полка. Прочно сдерживая атаки противника, они отвечали контратаками.

Очень напряженным было 21 декабря 1942 года для полковой батареи, которой командовал Н. Рингель. В своих воспоминаниях он пишет, что когда батарея прибыла в район Алексеево-Лозовки, 100-й полк вторые сутки вел бои с превосходящими силами противника. Не смогли поредевшие силы гвардейцев устоять в рукопашном бою против врага. Не слышно было выстрелов со стороны воинов сотого полка: молчали пушки и пулеметы — закончились боеприпасы. Батарея Н. Рингеля прибыла как раз в этот момент. За образцовое выполнение операции весь личный состав батальона был представлен к правительственным наградам.

К исходу 21 декабря 1942 года советские войска сомкнули кольцо окружения и все настойчивее стали стягивать огромную петлю, пока части 44-й гвардейской вели бои с многократно превосходящим противником.

35-я гвардейская дивизия полковника Кулагина заняла позиции на участке Алексеево-Лозовки (включая Сохрановку) фронтом на северо-восток для наступления на Малую Лозовку и Арбузовку.

44-я гвардейская дивизия полковника Куприянова Д.А. фронтом на юго-восток между Сохрановкой и хутором Жеребцовским, оказывала давление на хутор Жеребцовекий и лес восточнее Арбузовки.

Комиссар 35-й гвардейской дивизии Емельян Алексеевич Лисичкин стоял на возвышенности у здания Мало-Лозовской школы, наблюдал за боем. Особенно тяжело было на позиции сотого гвардейского. В это время проходили три наших танка 115-й танковой бригады с десантом разведчиков 65-го артполка, под командованием старшего лейтенанта Скороходова Владимира. Лисичкин остановил танки, попросил танкистов помочь воинам 35-й. Танки ворвались в Арбузовку. Итальянцы попрятались в хаты, но смертельный огонь десантников настиг сопротивляющихся. Атака немцев захлебнулась. Им пришлось сосредотачиваться в Арбузовке и вокруг нее. К концу дня несколько групп по 50-100 человек начали сдаваться в плен. Лисичкин  долго беседовал с пленными, и несколько человек из них отправил обратно для агитации оставшихся. Вместе с ними ушли и наши разведчики.

Вечером 22 декабря 1942 года на участке 100-го полка сосредоточилась большая группа итальянских солдат и офицеров. Они, вытянувшись в цепочку, шли по оврагу к птицеферме и здесь бросали свое оружие. Трое разведчиков с гранатами и 15 человек итальянцев добровольно наблюдали за ходом сдачи в плен.

В своих воспоминаниях председатель совета ветеранов 35-й гвардейской дивизии А. Павленко о последующих событиях вспоминает:

«К этому времени приток военнопленных увеличивался, и мы незаметно пробрались в расположение противника. Там стояла группа колеблющихся, и мы присоединились к одной из них. Среди группы стоял итальянский полковник низкого роста с брюшком. В это время у дома Масликовых образовалась пробка. Комиссар в сопровождении Малофеева подошел к толпе. Товарищ Лисичкин попросил навести надлежащий солдатский порядок. В это время раздался выстрел и немцы провокаторы подняли на штыках нашего любимого комиссара. Малофеев бросился ему на помощь, но тут же был сбит с ног прикладами немцев».

«Дальше, — пишет Павленко, — он, не помня себя, бросился на помощь, но тут же множество рук скрутило его, и он оказался на снегу. А когда успокоился, то увидел, что и Красильников, и Сапрыкин тоже лежат на снегу. Итальянский полковник отдавал какие то распоряжения, и окружающие его солдаты бежали в сторону наших позиций. Итальянцы уничтожили группу немецких провокаторов и шли сдаваться в плен. Рано утром наши части начали решительное наступление на позиции противника Арбузовского кольца. Подвиг комиссара Лисичкина явился началом распада и уничтожения немецкой группировки под Арбузовкой.»

Это было 22-го и 23-го декабря 1942 года. Сотый полк 35-й гвардейской подошел к хутору Арбузовка. Первая рота закрепилась на рубеже за речкой. По характеру местности этот рубеж был не выгоден. Но вскоре завязался тяжелый бой. Одному из наших расчетов станкового пулемета было приказано выдвинуться на 50 метров и открыть огонь по наступавшим немцам. Этот пулемет не давал продвигаться немцам, и они сосредоточили огонь на него. Вскоре пулемет умолк. Пулеметчики были убиты. Тогда к пулемету подбежал старший лейтенант (автор воспоминаний, к сожалению, фамилию отважного офицера не помнит), по команде которого был выдвинут пулемет, но тут же был убит и он. Кто-то крикнул: «Ранен командир роты!» К нему бросился санинструктор, но так же был тяжело ранен. И лишь тогда боец Горинов (Гоннов) заметил справа за кустом немецкого снайпера в белом маскировочном халате. Он крикнул об этом товарищам, а сам, не теряя времени, пополз к пулемету, был ранен в руку, однако сумел развернуть пулемет. Когда к нему подполз боец Я. Одегили (Одегнал), он уже наводил его на куст, за которым сидел немецкий снайпер. По снайперу было выпущено две пулеметные ленты, пока не уничтожили его.

В это время к ним почти вплотную подошла группа немцев в 25 человек. Стрелять из пулемета они уже не могли, санки с пулеметом провалились в снег. У Горинова вышел из строя автомат, у Одегили совсем не оказалось патронов. Они залегли. Немцы прекратили огонь и с их стороны послышались крики:

— Рус, бросай ружье!

Вокруг них никого не было. В горячке боя, они не заметили, как наши отошли метров на сто и заняли новые рубежи. Тогда Одегили поднялся и бросил в немцев одну за другой две «лимонки». В это же время возле них взорвалась граната. Одегили почувствовал, что он ранен. Третья последняя граната полетела в гущу немцев. Пока немцы были в замешательстве, они успели вынуть из пулемета замок, а Горинов вытащил пулеметную ленту с патронами. Им удалось взять винтовку санинструктора, и они поползли от пулемета. Немцы подскочили к пулемету, развернули его в нашу сторону, схватили коробки с лентами, но, убедившись, что пулемет без замка, опрокинули его в снег.

В этот момент на помощь советским бойцам подошли бойцы 102-го полка. С криками «Ура», они пошли в атаку. Гоинов и Одегили сразу же бросились к пулемету и длинными очередями стали расстреливать врагов. Более двух взводов немцев было уничтожено, ствол пулемета раскалился. Вместе с наступающим подразделением и с пулеметом они двинулись вперед. Везли пулемет на санках. А впереди было столько трупов фашистов, что для того, чтобы провезти пулемет, нашим бойцам пришлось их растаскивать по сторонам. Вскоре наш батальон был выведен из боя.

Сильный мороз и глубокий снег ограничивали противника в маневрировании, а отсутствие артиллерии в его атакующих колоннах на участке 44-й гвардейской давало нам преимущество в огневой силе.

 Настоящий героизм проявили в этих боях гвардейцы резервного батальона, которые стояли насмерть, но не позволили противнику вырваться из котла.

К концу декабря противник оказался зажатым на площади 16-18 квадратных километров. Окруженный со всех сторон, как хищный зверь в берлоге, враг метался в огненном кольце, стремясь найти выход из него. В предчувствии неизбежности развязки, фашистские выродки  учинили зверскую расправу над мирными жителями.

Командиры и бойцы Красной Армии, решая задачи скорейшего уничтожения фашистской нечисти, заботились и о том, чтобы не причинить вреда мирному населению. Зная тактику нашего командования, фашисты отсиживались в населенных пунктах, не рискуя выйти в чистое поле. Тогда наши части приоткрыли котел в направлении Миллерово, и недобитые гитлеровские вояки ринулись в образовавшиеся ворота густыми колоннами. Здесь и обрушился на них карающий меч возмездия. Началась массовая капитуляция. 24 декабря к 12:00 Арбузовская группировка была ликвидирована. Были разгромлены и пленены соединения 8-й итальянской армии и остатки 298-й немецкой пехотной дивизии. На поле боя осталось свыше 7 тысяч вражеских трупов, 150 орудий, 11 тягачей, 2000 автомашин, 280 лошадей и много другой боевой техники и вооружения. Это была еще одна блистательная победа наших войск над немецкой армадой.

Полки приближались к Украине, удерживая и преграждая путь новым фашистским соединениям, спешившим на помощь к Чертково и Меловому. Там начиналась битва за первую пядь украинской земли, самую северо-восточную точку Советской Украины.

То, о чем рассказано выше, не создает полной картины о боях на подступах к украинской земле. Хочется еще немного внимания уделить боям под Арбузовкой.

Бой окончился, от хутора почти ничего не осталось (вспоминает участник этих боев П. Недохлебов). Их часть остановилась для пополнения в одном из населенных пунктов недалеко от хутора Арбузовки.

Он и его товарищи остановились на окраине села в маленькой хатенке, где проживала одинокая старушка. Неожиданно занемог их товарищ Саша Казаков. Весь в жару, он часто просил пить, просил дать что-нибудь из солений. У хозяйки ничего не осталось, все запасы съели немецкие солдаты. Она посоветовала сходить в хутор Арбузовку, где в подвалах можно найти соленые овощи. Значит, опять нужно идти туда, где часть вступила в бой на рассвете. Большую роль в ликвидации немецкого соединения сыграла «Катюша», открывшая огонь по врагу. Недохлебов со своим земляком Ивашевым Александром и украинцем Казаковым Александром, татарином Хазиевым и другими бойцами укрывались от огненного вала за силосными башнями, которые располагались на окраине хутора. И вот с Хазиевым они опять пошли на хутор. Подошли к окраине. Стояла тихая морозная погода, срывался мелкий снег, вокруг лежали трупы застывших немецких, итальянских и румынских солдат, лошадей, повозки, орудия. На земле просматривался след термитного снаряда нашей «Катюши». Пошли к одному из сгоревших домов, от которого осталась труба  да русская печь. Дом, видимо, был рубленный, стены сгорели, потолок обрушился, обгорел пол. Они обратили внимание на щель в полу: падавший на нее снег не таял. Решили, что здесь должен быть подвал. Очистив пол от глины, увидели ляду. Оттуда хлынул скопившийся удушливый сырой подвальный запах. По лестнице поднялся старик лет семидесяти, а может быть и старше, худой, бледный, одет в серого цвета старую свиту. Следом за ним поднялась девочка лет шести-семи. Девочка плакала, спрашивала, где мама? Заплакал и дедушка. Он сказал, что когда начался бой, они с внучкой спрятались в подвал. Во время боя дом сгорел, а подвал завалило обрушившимся потолком, и они оказались заживо погребенными. Угостив дедушку солдатским табаком, попросили его достать квашеной капусты с огурцами. С гостинцами возвратились в часть. Отварив картошку в мундирах и накормив товарища, они рассказали ему, как добыли соления. На удивление наш дорогой друг пошел на выздоровление. А на утро в поход.

...Солдат Василий Игнатович Мазарин написал книгу о войне и военных походах. Книга так и называется «Солдатская дорога далека».

В этой книге есть место, где он вспоминает, как сражался в придонских степях под хутором Арбузовка. Донские степи в полосе фронта пустовали и сильно заросли высокой полынью. Дорогу, по которой отступали итальянские войска, подразделение, в котором служил Василий Игнатович перерезали, но оставшиеся в тылу врага войска противника не сложили оружия, они пытались обойти стороной, чтобы соединиться со своими частями под Арбузовкой. Там был их опорный пункт, откуда они пытались задержать продвижение частей Красной Армии и избежать полного разгрома.

В этой местности был такой случай. Василий Игнатович Мазарин и командир батальона капитан Ерохин с группой бойцов шли в сторону Арбузовки. Не прошли они и полторы сотни метров, как увидели подбитую вражескую машину, было темно. Все казалось подозрительным и поэтому, прежде чем двинуться вперед, они решили осмотреть машину. Осторожно обходя ее со всех сторон, они едва не пропустили момента когда в тылу у них на дорогу вышла из высокой сухой полыни вражеская колонна солдат. Направлялись они в их сторону.

- Батальоны к бою! Слушай мою команду! — едва только заметив эту колонну, закричал капитан Ерохин. — Противника взять на прицел! Не спускать с него глаз!

А сам кинулся со своим ординарцем и двумя автоматчиками прямо к колонне, не переставая кричать и отдавать разные команды не существующему батальону. Мазарин и трое радистов стояли у подбитой машины с оружием на изготовку, готовые в любой миг открыть огонь, если хитрость Ерохина не удастся. Если бы вражеские солдаты заметили в них какую-то растерянность, они могли бы несколькими выстрелами уничтожить всех. Однако Ерохин действовал настолько решительно, что не дал вражеским солдатам опомниться. В замешательстве они остановились, а он в этот момент подскочил к колонне, сходу начал срывать с солдат оружие и бросать его в сторону на снег. Энергично стал подталкивать обезоруженных немцев под конвой его автоматчика. Остальные стали самостоятельно сбрасывать с себя автоматы и винтовки.

Не нарушая порядка, колонна поспешно поворачивала от дороги и следовала за автоматчиком, который сначала пятился назад, чтобы видеть обстановку, потом пошел рядом, посматривая на пленных. Позади колонны шагал еще один автоматчик, конвойный. Так вдвоем они и повели не менее ста пленных.

Радисты развернули радиостанцию, и капитан Ерохин доложил командиру полка подполковнику Тишакову о том, что ими направлена в тыл большая партия вражеских солдат, и коротко объяснил при каких обстоятельствах это произошло. Командир полка пообещал организовать встречу пленных, а радистам вернуться на прежние места и ждать указаний.

Но приключения на этом не кончились. Они уже пошли обратно, как вдруг увидели, что со стороны противника от хутора Арбузовка во весь опор скачет всадник в белом маскировочном халате.

Капитан Ерохин бросился к всаднику навстречу. На полном ходу схватил лошадь за поводья и стал останавливать. Лошадь по инерции протащила его несколько метров, развернулась и стала поперек дороги. Всадник, почувствовав недоброе, спрыгнул с лошади и побежал в сторону, но его сразу же настигла автоматная очередь ординарца капитана. При обыске они нашли у убитого документы и личное оружие. Это был офицер итальянской армии. Он, очевидно, был направлен для встречи той колонны, которую они только что разоружили,

В то время обстановка менялась очень часто, причем с такой быстротой и неожиданностью, что не всегда удавалось во всем разобраться и принять мгновенно правильное решение. Ну а капитан Ерохин обладал такой способностью. В самых сложных, опасных и трудных условиях он быстро оценивал обстановку. К сожалению, в тот же день капитан Ерохин погиб на передовой от прямого попадания мины. Это был уже третий комбат, которого они лишились в донских степях.

Весь следующий день не смолкала орудийная и ружейно-пулеметная перестрелка. Снаряды рвались над головой непрерывно. Уходить без приказа с места, где была развернута радиостанция, радисты не имели права. Командир полка требовал постоянно докладывать обстановку. Они у него, видимо, исполняли роль наблюдательного пункта, а также корректировщиков артиллерийского и минометного огня.

К вечеру, после массированного огня, противник пошел в атаку. Первые ряды атакующих продвигались по-пластунски. За ними, пригнувшись, почти на коленях, двигались еще несколько рядов, и только последние шли в полный рост, плотной стеной. Этот многорядный строй поливал наших воинов огнем невероятной плотности, не давая поднять голову. Такой атаки Василию Игнатовичу еще видеть не доводилось. В этом было что-то действующее на нервы, давящее на психику. Казалось, атакующие раздавят на своем пути все, что попадется. Наши бойцы заволновались, оглядываясь назад.

Докладывая командиру полка обстановку, автор книги «Солдатская дорога далека» радист Мазарин, потеряв самообладание, кричит в трубку, что у них нет надежды на спасение, что противник их вот-вот сомнет. Командир полка, успокаивая, говорил:

- Держитесь, ребята! Сейчас заиграет «Катюша».

- Да где они ваши... — едва успел прокричать Василий Игнатович,

тут же услышал сверху над собой шипение и свист, а потом впереди раздался оглушительный гром, и образовалась сплошная стена черного дыма, которую пронизывали ярко — красные молнии.

- Ну как, живы? Вас не задело? — тревожился командир полка.

Снаряды «Катюш» рвались прямо перед рядами наших войск. Выстрелы были точными, как раз по передним атакующим цепям врага.

25 декабря 1942 года враги были уничтожены полностью, а рано утром 26-го декабря командир сотого гвардейского полка 35-й гвардейской дивизии гвардии майор Г.С. Бойко вызвал на командный пункт командиров батальонов и приданных к нему воинских подразделений. Среди  них был и М. Сущевский. Тогда он командовал батареей 45-ти милиметровых пушек 37-го отдельного гвардейского истребительного дивизиона.

- Перед нашей дивизией, — сказал командир полка, — поставлено ответственное и почетное задание — овладеть железнодорожной станцией Чертково и приступить к освобождению от фашистской нечисти многострадальной Украины.

В 9 часов 10 минут утра завязался бой за последний населенный пункт Российской Федерации — станцию Чертково. К станции примыкал первый крупный населенный пункт Украины — поселок Меловое. Эти два поселка разделены между собой только железной дорогой и расположены на высоте. Все кирпичные и деревянные дома противник превратил в укрепленные дзоты. На перекрестках улиц были выставлены пулеметы и зарытые танки. Особенно сильно были укреплены элеватор и водонапорная башня на железнодорожной станции, с которых вокруг проглядывалась местность на многие километры.

Преимущество противника очевидно. Противник на высоте, в теплых домах за крепкими стенами. Воины Красной Армии в открытой заснеженной степи, к тому же стояли лютые морозы и дул пронзительный ветер. По улицам поселков курсировали фашистские танки и штурмовые пушки, которые, прячась за строениями домов, безостановочно обстреливали наши позиции. Хотя «позиция» — это не то слово. Бойцы даже не имели возможности днем вырыть для себя окоп, потому что все время были под прицельным огнем. Нужно было ожидать только ночи. Но ночью, саперной лопатой вырыть хоть какое-нибудь укрытие оказалось не так уж просто, тем более, что земля промерзла больше, чем на метр. Наших солдат было видно как на ладони, они несли большие потери в живой силе. Подступы к поселкам фашисты заминировали противотанковыми и противопехотными минами. На некоторых участках установили заграждения из колючей проволоки. Становилось очевидным, что эти населенные пункты враг так просто нс отдаст.

Ночью 27-го декабря наша пехота заняла два двухэтажных дома на юго-западной окраине Чертково и закрепилась в них. Утром фашисты при поддержке танков и штурмовых орудий попытались выбить наших бойцов из домов. Но смельчаков прикрыл огнем 65-й артиллерийский полк, и враг вынужден был отказаться от штурма домов.

28-го декабря 100-й стрелковый полк предпринял еще одну попытку захватить Чертково и Меловое, но операция успеха не имела.

 

 НА ПОДСТУПАХ К ПОСЕЛКАМ МЕЛОВОЕ И ЧЕРТКОВО

16 декабря 1942 года по всей линии Верхний Мамон — Мигулинская войска 1-ой гвардейской армии Юго-Западного фронта под командованием генерал майора В.И. Кузнецова после артиллерийской подготовки перешли в решительное наступление.

41-я стрелковая дивизия под командованием гвардии генерал-майора Н.П. Иванова прорвала глубоко эшелонированную линию 8-ой итальянской армии. В прорыв были введены 17-й танковый корпус под командованием генерал-лейтенанта П.П. Полубоярова, 18-й танковый корпус под командованием генерал-майора Бахарова и 25-й танковый корпус под командованием генерал-майора П.П. Павлова.

С 18 по 20 декабря 1942 года 41-ая гвардейская стрелковая дивизия освободила Анно-Ребриково, Новостепановку, Бакай, Тарасовку, Мнньково, Шептуховку.

122 стрелковый полк этого соединения ворвался на окраину поселка Чертково в районе элеватора. Однако взять с ходу его не удалось. Он был сильно укреплен.

К 20 декабря Чертково и Меловое были превращены противником в укрепленный район.

Первыми на прорыв в районе Богучара устремились танкисты 24-го танкового корпуса под командованием генерал-майора В.М. Баданова. 18 декабря они захватили Анно-Ребриково, Щедровку. 19 декабря выбили фашистов из Маньково, где уничтожили несколько таков, затем гарнизон гитлеровцев в Кутейниково. Совершая рейд по тылам врага, танкисты уничтожали живую силу и технику на своем пути, который пролегал через Яново-Шептуховку, Новоселовку, Дегтево.

Танковый батальон, в котором служил житель п. Чертково старший лейтенант А.П. Волков, обошел поселки Чертково и Меловое, подавил расчет батареи гитлеровцев и по приказу командования возвратился в Маньково.

В боях под Чертково в эти дни принимали участие наши земляки: начальник подстанции гвардии старшина Г.Ф. Земляков, житель поселка Меловое И.П.Кравцов.

101-й стрелковый полк 35-й стрелковой дивизии под командованием  генерал-майора И.Я.Кулагина занял Алексеевское, 100-й стрелковый полк — Мало-Лозовку, 102-й — Арбузовку, чем остановили отход противника с фронта и подход, подкреплений с тыла.

С рассвета 18 декабря враг наседал с фронта и тыла — это была битва не на жизнь, а на смерть. Особенно тяжело было 101-му и 102-му полкам, которые непрерывно атаковал противник.

26 декабря 1942 года по приказу командующего 1-й гвардейской армии 35-ая гвардейская стрелковая дивизия прибыла под Чертково. К этому времени противник в инженерном отношении сильно укрепил свои позиции: были установлены проволочные заграждения, минные поля, дома превращены в доты, создана многослойная система артиллерийского и пулеметного огня. Крупный гарнизон из итальянских и немецких солдат и офицеров имел танки и поддерживался авиацией. Атака частей 35-й и 41-й дивизий 27 декабря 1942 года успеха не принесла.

Весь день 18-го декабря в Анно-Ребриково оккупанты вели себя, как потревоженный улей. Особенно сильно переполошились они тогда, когда не стало связи. Оказалось, что в нескольких местах вырезан кабель.

Ночью в село внезапно ворвались наши танки и разогнали итальянские войска. Пронеслись с гулом и лязгом по улицам раскиданного на склонах глубокой балки села и ушли обратно. Но утром танкисты снова пришли в село. Оккупантов тут и следа не осталось. Наших радостно встречали жители. После короткого отдыха они двинулись в направлении Щедровки и Маньково. Два неисправных танка остались в селе. Танки эти простояли в селе около месяца. После ремонта эти танки ушли догонять свой корпус.

Рядом на востоке в районе Громовки шли бои. Они длились более двух суток. Там у немцев был аэродром и потому окруженный противник жестоко сражался. Видя, что сопротивление бесполезно, немцы сдались в плен.

Село Маньково. В это субботнее утро Сусанна Павловна Бокова отправилась в школу. Занятий, как обычно в советской школе, в дни оккупации не было. Приходили ребята в так называемые нулевые классы, учились считать, писать, читать и рисовать. Навстречу учительнице ехал человек одетый в гражданскую одежду. Лицо его было незнакомо. Когда он проехал мимо, Сусанна Павловна оглянулась. Всадник тоже обернулся, потом он возвратился, поздоровался и спросил:

— Вы меня узнали, Сусанна Павловна?

— Нет, ты не маньковский, здесь я всех знаю.

— Да, я не здешний, — ответил тот, оглядываясь по сторонам. — Я из Щедровки. Вы не скажете, как лучше попасть в центр села?

В центре села, где проходило шоссе, было большое скопление итальянских и немецких войск. Бокова понимала, зачем этому человеку надо попасть туда. Но она ни о чем его не спрашивала.

— На лошади не советую. Пешком будет безопаснее.

Занятия в школе подходили к концу, когда подъехали две грузовые немецкие машины. В комнату, где при школе жила учительница Мария Сергеевна Войноловик, вошли двое. Это были русские шоферы со знаками отличия, которые носили русские на службе у немцев. Они попросили поесть. Разговорились.

— На линию Сталинграда, — неопределенно ответили те.

— Немцам, значит, капут под Сталинградом?

— А вы этому верите?

— А как же, в их газетах об этом пишут.

— Время покажет, — ответили те опять неопределенно.

Они уехали, оставив учительницу в размышлении. Сусанна Павловна, конечно, не читала немецких газет, так как их не имела. О делах на фронте она узнавала от приятельницы, которая работала в комендатуре переводчицей и вела большую работу по спасению населения от немецкой каторги и смерти. Это была Ольга Семеновна Заикина.

О том, что дела немцев на фронте плохие, Сусанна Павловна Бокова поняла из одного факта. В доме, где она жила, жил немецкий офицер, было у него два денщика. Целую неделю ему готовили квартиру. Во дворе ему построили бомбоубежище и теплый туалет. Этот офицер в квартире был всего одни неполные сутки и тоже исчез.

В селе настало какое-то затишье, как перед бурей. По субботам для немецких офицеров и солдат в клубе демонстрировали кино. И в этот вечер, как обычно, солдаты прошагали под окнами, громко переговариваясь. В половине девятого гулкое эхо солдатских шагов проследовало в обратном направлении. И опять напряженная тишина.

В половине десятого послышались звуки взрывов и стрельба. Сусанна Павловна и соседи укрылись в бомбоубежище, приготовленном для немецкого офицера. Ее отец остался в комнате. Стрельба усилилась. Один снаряд попал в стену и вылетел, не разорвавшись. Отца оглушило. Сусанна Павловна бросилась на помощь.

А на улице в это время шла пальба, был слышен грохот танков. Вражеские солдаты метались полураздетые, отстреливались и бежали кто куда. В хаосе звуков слышались четкие голоса на русском языке. Наши-и-и!

И когда на востоке занялась заря, все село было заполнено частями Красной Армии. Танкистов, которые оставались здесь для ликвидации остатков вражеских групп, уже не было. Они ушли дальше вперед, громить врага.

...Путь 57-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием генерал-майора А.П. Карнова пролегал от Мигулинского плацдарма через хутор Бирюков, Мешково, Алексеево-Лозовское, Чертково. В январскую стужу, он был очень тяжелым. Дороги перемела метель. Нужно было саперам прокладывать колонные пути для артиллерии и автотранспорта. Приходилось почти за каждый населенный пункт вести бои.

3 января 1943 года передовые отряды 172-го и 174-го гвардейских полков этой дивизии подошли к Чертково и Меловому и блокировали его со всех сторон.

………

 

ДОБРОВОЛЬНЫЕ ПОМОЩНИКИ

«При освобождении советскими войсками села Великоцк Меловского района, — читаем мы в трехтомном труде по истории Компартии Украины, — местные жители Н.И.Чумак, А.И.Розумный, Ф.В.Солоп, П.П.Скляров, Д.Г.Бугаев подвозили к линии фронта боеприпасы, подбирали и доставляли в медсанбат раненых воинов» (Украинская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941 — 1945 гг. Т. 2, стр.17).

Таких добровольных помощников было много. Начнем с Великоцка.

А начинать нужно с самого начала... Над Меловым стояло зарево и дым стлался на несколько километров. Было лето 1942 года. Наши части отступали. 13 июля под Великоцком завязался неравный, жестокий бой. Бойцы заслона сдерживали врага. Село подвергалось бомбардировке из орудий, и над крышами села вражеские самолеты носились, как коршуны. Горели колхозные хаты. Над селом стоял громадный столб грязного дыма. Вой вражеских самолетов, стрекотание пулеметов, винтовочные выстрелы, автоматные очереди - все это смешалось в сплошной шум. Крестьяне, затаив дыхание, отсиживались, в большинстве своем, в погребах. Ревел не напоенный и не накормленный скот. Каждая живая душа переживала это по-своему. Седые старики и старухи набожно крестились, женщины лили слезы и шептали, спрашивая друг друга: «Что же оно будет?»

А было вот что. Поздно вечером того же дня вдруг все затихло, потом также внезапно поднялась стрельба. Это вражеские мотоциклисты носились по пустым улицам, стреляли, наводя страх на жителей.

А жители, нс взирая на то, что немцы уже в Великоцке, ожидали наступления темноты, чтобы ночью переодетых и перевязанных раненых красноармейцев, снабдив нужным в дорогу, вывести на дорогу и показать путь на Миллерово. А утром, еще до восхода солнца, многие выезжали в поле, искали раненых и хоронили убитых. Прочесывали балки у села, там, где вчера гремел бой. Определяли по слуху и находили раненых. Такие патриоты, как Великоцкая Анастасия Антоновна и Бугаева Евдокия спасли раненых красноармейцев, а Крот Мирон Антонович дал убежище командиру части, он спас раненого старшего лейтенанта Саханова Бориса, жителя города Рыбинска.

Делали это конечно не все. Не прошло и десятка дней, как появились в селе полицаи. Кто они эти новые служаки? Наши же крестьяне: дезертир Скляров Федор Михайлович, Коломиец Николай, Вигриян Иван Андреевич. Ковалевский М.А. стал старостой села.

Нацепив белую повязку, вскинув через плечо винтовку, они помогали немцам наводить «новый порядок» на нашей земле. Эти изменники выдали немцам лучших людей села Великоцк — коммунистов Шевченко, Мороза Петра, Великоцкого Афанасия, Коваля Федора. За этот «подвиг» и за эти кровавые дела Великоцкий Федор получил повышение — немцы присвоили ему звание старшего полицейского Меловского района. Многих советских людей выдал этот человек. Да и можно ли его назвать человеком? Однажды им была арестована кандидат в члены Коммунистической партии Ахтырская Вера, которая скрывалась на хуторах Попово-Ярска в колхозе Кагановича. Что только с ней не делали полицейские: били, она теряла сознание, обливали водой, приводили в сознание и вновь били. Немецкие холуи теряли человеческий облик, особенно Скляров Федор. Дошло до того, что его именем стали пугать детей: «Тише, а то Федько Рябый заберет».

И вот все это кончилось 20-го декабря 1942 года.

Еще перед этим, в начале ноября, стало заметно, что немцы немного прижухли. Пошли слухи среди односельчан, а они проникли через такие каналы: на немецких кухнях работали подсобными наши женщины и через переводчика поляка, а также через наших военнопленных, которые находились в комендатуре, односельчанам стало известно, что под Сталинградом их окружили, и немцы панически отступают на многих участках фронта.

На 15 декабря немцы назначили день отправки молодежи в Германию. Но никто не явился в назначенное время. Да им не до этого было. День и ночь шли через село на запад автомашины, облепленные солдатами, сидели даже на радиаторах. В Великоцке остались десятка три немецких солдат, которые охраняли продовольственные склады и комендант. Сразу же у людей поднялось настроение. В любой хате только и разговоров: «Скоро прудут наши!».

День и ночь гремит канонада со стороны Кантемировки. А ночью багряно-красное зарево — по черному небу шарят прожекторные полосы, словно мифические мечи разрезают небо на куски. Над селом появляются неизвестно чьи самолеты, и парят в небе яркие фонари. И светло в селе словно днем.

20 декабря немцы были в Великоцке целый день и не подавали никаких признаков, что скоро уйдут. В этот же день в 6 часов вечера на краю села со стороны Босого Яра у крайней хаты остановились сани, запряженные двумя лошадьми. Это были разведчики 34-ой мотострелковой дивизии. Один из них пошел во двор, а остальные, кроме взводного, пригнулись за плетнями усадьбы и в вечерних сумерках слились с сугробами снега. Они были в белых маскировочных халатах, и даже лошади у них были белые. В крайней хате никого не было. Разведчики двинулись дальше по улице. Вдруг им навстречу вышел из двора молодой человек с ведрами в руках. Когда его окликнули, он круто повернулся, чтобы скрыться, — думал немцы. Но когда понял, что с ним говорят по-русски, он остолбенел. Он не мог понять, что это наши бойцы, что это красноармейцы. Разведчики окружили его, тискали ему руки и почти шепотом спрашивали, есть ли в селе немцы. Он так обрадовался, что не мог говорить, а когда пришел в себя, также шепотом, попросил их заехать к нему во двор, чтобы не маячить среди улицы. Это был Яковенко Петр — колхозник села Великоцк.

...20 декабря в 7 часов вечера в дом, что стоит в центре села, зашли два человека. Это был дом Михаила Антоновича Бережного — местного культработника и весьма почитаемого в селе человека. Один из них был житель села Ахтырский Иван, а другой, в белой бурке, держал в руках винтовку. Время тревожное, и хозяин встретил гостей насторожено.

- Добрый вечер, Михаил Антонович. Мы к вам пришли вот по какому делу, — сказал Ахтырский.

В этот момент незнакомый снял башлык и, на шапке-ушанке все увидели красную звезду. На мгновенье вся семья, жена, дети и присутствующие, нс могли сказать ни слова от неожиданности, но шок быстро прошел, и в хате воцарилась радостная тишина, словно они встретили кого-то из родных. Потом бросились обниматься, наперебой посыпались вопросы, а женщины от радости начали плакать, но как-то тихо, тепло и с улыбкой.

Военный задал Михаилу Антоновичу несколько вопросов и попросил его, как человека, имеющего связь с молодежью, (Бережной был заведующим Домом культуры) собрать как можно быстрее комсомольско-молодежный актив, и чтобы этот актив взял под охрану продовольственные склады до прихода частей Красной Армии. Наши войска придут со стороны станции Зориновка.

Задание старшего лейтенанта сразу же было выполнено. Созван актив, и на посты были назначены Розумный Афанасий, Ковалев Василий, Бережной Михаил и другие.

Каждый старался хоть чем-нибудь помочь родной Красной армии, внести хоть маленькую свою долю в победу над врагом: Мирошник Федор Акимович и Мороз Андрей выводили разведчиков в тыл врага и были проводниками автомашин, возивших снаряды на передовую. Яковенко Петр, встретивший первым разведчиков рассказал им и указал, в каких хатах стояли немцы, а также привел к дому, где находился итальянский офицер с денщиком. Потом он стал разведчиком, ходил по заданию в занятые еще немцами села Новоникольск и Новострсльцовку.

На утро в доме Бережного М.А. остановился штаб части, потребовалось разведать, какие силы стоят в хуторе Ясный Проминь. Михаил Антонович объяснил в штабе, как туда добраться и начертил план-схему. Но начальник штаба сказал, что нужно послать туда хлопца, который хорошо знает этот хутор, желательно комсомольца.

«Я пойду в клуб и приведу такого хлопца» — сказал Бережной.

Через несколько минут он привел комсомольца Ивана Кузьмича Скитченко. Начальник штаба объяснил ему задачу, тот согласился. Это был смелый паренек. Ненавидел он немцев, они причинили мною вреда их семье: забрали одежду, обувь, выгнали из хаты. Один раз Иван не поприветствовал старосту. За это староста посадил его в холодную. Хлопец разобрал соломенную крышу и выбрался на волю. Потом ему удалось выкрасть у полицаев семь винтовок и спрятать их. На второй день вошли наши части. И вот его вызвали в штаб. Капитан, развернув карту, объяснил задание: ночью разведать вражеский силы в селе Ясный Проминь. Он должен ехать санями к родной матери в Червону Зирку через Вершину. Везет от родичей харчи: пару кур, хлеб, картофель, постное масло и сало.

И юный разведчик отправился в путь. Недалеко от села его встретили немцы, они по глубокому снегу тянули шестью лошадями пушку. Немцы говорят:

— Рус — разведчик?

— Нет, к маме еду, — ответил Иван и помог им вытянуть орудие.

Видимо за это они и не задержали разведчика. Так рассказывали о нем люди. А вот как он об этом докладывал командиру части сам по возвращении. Рассказ записан Бережным Михаилом Антоновичем.

— Значит так, — докладывал Ваня, — сани-дрожки, конь белый, на нем кожушок. Только я выехал и примерно километр не доезжая до Харцизского Яра, увидел немца с винтовкой. Я остановил конячку, а он что-то мне бельмочет и все показывает на Великоцк. Потом бросил в снег винтовку и поднял руки вверх. Я скумекал, что он идет в плен, а он мне вновь: «Рус Иван». А я говорю: «Я.Я.Я.». Он пошел по моим следам от меня, а я поехал дальше. Вот вижу скоро хутор. Вдали огонек. Из лозняка выходят три немца в маскхалатах, нацелили на меня автоматы, что-то мне говорят. Я начал плакать и твердить: «Я на хауз! Матка..». Они перерыли все в санях. Нашли харчи. Два сели в сани, а один пошел снова в лозняк. И мы поехали в хутор. Я погоняю лошадь, нокаю, а сам зырю, что где стоит: вон пушка, там автомашина, а там куча немцев возле комор. Подъехали к крайней хате, окна ярко светятся. Один немец, который ниже, пошел к двери и начал стучать. Дверь открылась, и он вошел в хату, а у меня вызрел план: накинуть на чипок и убежать. Куда делся второй немец, я не заметил. Я чипок накинул на петлю, потом вытянул немецкий пистолет из-за халявы сапог, два раза выстрелил в окно, ударил коня лозиной и кинулся из хутора напрямик на Хомутец. Отъехав гонов на три от хутора, услышал выстрелы из винтовок и треск пулеметов. Я что есть силы стал за вожжи дергать коня, а сам лег пластом в санях. Но тут мой конь упал как подкошенный. Я к нему А он только ногами двигает и голову поднимает и опускает. И тогда я понял, что конь ранен. Я быстро чкурнул в поле до яркое — хорошо, что нанесло снега. Вижу — наш ветряк. Я немного отсапнул и пошел свободной. Недалеко отсела наши дозорцы меня окружили. Я им сказал, кто я и откуда».

Капитан поблагодарил за отвагу, записал что-то в блокнот и отпустил Ивана домой. Так Иван Кузьмич Скитченко, еще не будучи солдатом, получил боевой орден Красной Звезды.

Потом он вместе с молодыми ребятами Петром Прищепой, Алексеем Розумным и другими, фамилии которых уже названы раньше лошадьми возили раненых из-под Мелового в госпитали. А когда район был освобожден от фашистов, Иван Скитченко стал пехотинцем освобождал Кременную и форсировал Северский Донец.

Ивана Антоновича Моисеенко по состоянию здоровья не взяли в Армию и когда пришли в Стрельцовку немцы, он со своей женой Ульяной Антоновной и четырьмя детьми оказались на временно оккупированной территории. В их доме нашли приют семь раненых бойцов.

За каждым Ульяна Антоновна ухаживала как за своими сыновьями. Стрельцовка несколько раз переходила из рук в руки. Хозяевам нужно было проявить большое мужество и изобретательность, чтобы скрывать бойцов. Стоило проявить трусость или малодушие, малейшую ошибку и погибли бы их бойцы и семья. Но когда наши части в начале января взяли и закрепились в Стрельцовке, Иван Антонович и Ульяна Антоновна передали бойцов в медсанбат.

Однажды фашисты контратакой выбили наших бойцов из Стрельцовки, да так внезапно, что они не успели подобрать раненых. Трое из них лежали недалеко от двора Ивана Павловича Величко. На околице села шел бой, а Иван Павлович со своими дочерьми Татьяной и Александрой, рискуя быть расстрелянными немцами, подползли к раненым и перетянули их в свою хату. Тут с помощью матери Марии Кирилловны девочки перевязали раненых бойцов. Как не старалась семья Величко раздобыть лекарства, не смогла, и один из раненых умер, а двух других они прятали 21 день, до тех пор, пока наши воины не выгнали из Стрельцовки фашистов и не поместили раненых в госпиталь.

В боях за Меловое и Чертково был такой случай. На командный пункт гвардейского стрелкового полка привели мальчика лет 12—13-ти. Он настоятельно требовал свидания со старшим командиром.

—  Тут, сынок, старший командир буду я, — оторвавшись от стереотрубы, сказал командир полка. — Что же ты хочешь мне сказать?

—  Дядя, я знаю, где у немцев пулемет и пушка стоят.

— Интересно. А загляни-ка вот сюда в эти стекляшки,— и он освободил место около стереотрубы. — Может, что узнаешь?

Парень подошел к стеклам и радостно воскликнул:

—  Вот в этом доме пулемет, а вон там за забором пушка замаскирована!

Командир занес на карту огневые точки и передал данные на батарею. Артиллеристы разработали опорный пункт. На этом участке полк почти без потерь занял несколько улиц. Степану, так называл себя мальчишка, выразили благодарность, накормили и отпустили домой.

Тяжелый и жестокий бой вела рота лейтенанта Нифонтова за железнодорожную станцию. Враг цеплялся за каждый метр земли, за каждую постройку. Он прикрывался от наших бойцов не только свинцом, но и огнем пожарищ — поджигал дома, которые вынужден был сдавать.

В ходе боя фашисты подожгли дом, в котором была пожилая женщина с двумя детьми. Подходы к дому немцы держали под обстрелом, а с полыхающего пожарища были слышны голоса женщины и детей, взывающих о помощи. Приказав бойцам усилить огонь, командир роты решительным броском проник в пылающий дом. Так, благодаря мужеству советского офицера была спасена жизнь женщины и двух детей.

Героический поступок совершил лейтенант 100-го гвардейского стрелкового полка Захаров. Минометным огнем фашисты засыпали погреб, в котором находилась семья одного из жителей поселка Меловое. Хотя вокруг рвались мины, свистели пули, лейтенант с несколькими бойцами, забыв об опасности, кинулись разыскивать людей. Под шквальным огнем немецких минометов семья была спасена.

В 35-ой гвардейской стрелковой дивизии было два тринадцатилетних парня Ваня Красильников и Толя Гусев. Они были из здешних мест. О них вспоминает бывший разведчик А. Павленко. Перед началом штурма Чертково и Мелового его послали вместе с ними в разведку с заданием — разведать огневые точки противника, установить их силы. Через Меловое, темными тропами, обходя вражеские посты, их к железной дороге провели две украинские девочки. В районе дома железнодорожных бригад они разошлись по поселкам, договорившись собраться у дома бригад после обеда. Первым пришел на условленное место Толя. Нашли надежное место и стали поджидать Ваню. Условленное время прошло, а разведчик словно в воду канул.

Нужно было пробиваться в часть, но как они пойдут без Вани? Но вот они увидели неожиданное: по узкой улочке два фашиста ведут их разведчика. Проходя мимо того места, где прятались разведчики, он условленным сигналом предупредил, что засыпался и запретил его выручать.

С болью в сердце и слезами на глазах сидели они, сжав в руках гранаты, не имея права идти на выручку товарища, попавшего в беду, ведь их ожидало командование с данными разведки.

Ваня кинул на дорогу какой-то предмет. Один из конвоиров кинулся его поднимать, а второй, что остался караулить пленного, тоже повернулся к первому. Использовав этот момент, разведчик сбил с ног второго конвоира и побежал в соседний двор. Но добежать под защиту построек разведчик не успел — автоматная очередь догнала смельчака.

Ночь. Разведчики пришли в село Полтаву и доложили данные о расположении врага и смерти Вани. Когда из поселков были выбиты фашисты, бойцы нашли труп Вани и с почестями похоронили отважного разведчика на крутом берегу оврага на околице Чертково. По возвращению в Полтаву Толя Гусев доложил командованию, что вести разведку ему помогали две девочки-пионеры.

О черных днях оккупации Мелового уже написано много, но появляются все новые и новые факты того периода. Из них мы узнаем о героизме советских людей в те дни.

В первый же день оккупации немцы выгнали из дома № 10 по ул. Красной всех проживающих в нем и разместили около 30 солдат. В соседнем доме, где жила семья Бескровных, поселился немецкий офицер с денщиком. Однажды он вышел из дома. Была тишина, но офицер вдруг рухнул на землю. Невидимая пуля из бесшумного оружия поразила офицера.

Однажды, почти перед самым Новым Годом, в доме, где отдыхали после боя вражеские солдаты, вдруг случился взрыв. Все тридцать остались под руинами. В этот же день по улице Буденного, тоже неизвестно кем, был убит офицер. Среди людей ходили слухи, что и в других местах загадочно погибали немцы. Ни бомбежек, ни обстрела, даже выстрелов не слышно: идет по улице фашист и вдруг падает, пораженный неизвестно откуда взявшейся пулей. Это что, случайно? Ну, конечно, нет.

А вот еще один случай. Было это в декабре 1942 года. В доме №7 по улице Буденного (ныне Армейская) проживали Роман Лукич Чубар, семья Бутенко и семья Зориков.

В одной из комнат Зориков стоял немецкий офицер с адъютантами. Коля Зорик, отец и еще несколько человек этой и соседних улиц жили в подвале. Однажды Николай Зорик увидел во дворе своего дома незнакомого человека. Был он среднего роста, худощав, не брит, в рваной одежде. Он подошел к Николаю и сказал, что он из Чечевки (Стрельцовка), ищет в Чертково родных и попросился на ночлег. Вышел отец Николая, переговорил с незнакомцем и пустил его в подвал. Соседям представили его как родственника. Говорил он на украинском языке. Этот человек назвал себя дядей Васей.

Днем жители подвала выходили во двор. Были здесь и немцы. Дядя Вася внимательно прислушивался к их разговорам.

Коля подружился с дядей Васей: они ежедневно ходили по воду к Лигусовому колодцу на ул. Луначарского, собирали уголь на железной дороге, иногда приносили оттуда обгоревшую пшеницу. Николай заметил, что дядя Вася ежедневно, в одно и то же время во второй половине дня куда-то отлучался, объясняя это тем, что он ходил к соседям.

По просьбе дяди Васи Николай ходил по улицам и запоминал, где стоят немецкие автомашины и танки. Потом дядя Вася завел знакомство с одним человеком, который работал в комендатуре. Иногда он лазил на чердак дома, но об этом знал только Коля. Действовал он очень осторожно. Позже оказалось, что дядя Вася владел не только немецким языком, но и языками восточных народов.

Как-то немцы привели во двор нескольких пленных советских солдат. Из их разговоров дядя Вася понял, что они не хотят говорить по-русски. Он заговорил с ними на узбекском языке. Немцы-конвоиры доложили офицеру, что есть переводчик. Начался допрос. Офицер задавал вопросы по-немецки, адъютант переводил на русский, а уже дядя Вася на узбекский. В обратной последовательности к офицеру доходили ответы, но уже в перевернутом виде, как этого хотел дядя Вася. За эту работу платили продуктами, которые он отдавал жителям подвала.

Как-то уже перед самым вечером дядя Вася появился во дворе взволнованным и предупредил всех, чтобы быстрее прятались в подвал.

— Сейчас начнется обстрел, — сказал он. И действительно, через несколько минут начали рваться снаряды.

Накануне освобождения Мелового дядя Вася пропал. С боями вошли в поселок советские войска. На следующий день к дому Николая Зорика подошла группа советских офицеров. У одного из них такой знакомый голос. Так ведь это же дядя Вася!!! Побритый, в форме старшего лейтенанта, со многими наградами. Он подошел к мальчику, крепко обнял его и представился: «Старший лейтенант Кудрявцев!». А потом добавил: «Советский разведчик».

Ко двору подошли соседи. Теперь им стало понятно, кого они принимали, и кто скрывался в оборванной одежде. На многочисленные вопросы старший лейтенант отвечал однозначно: «Разгромим  немцев, встретимся после войны, и тогда обо всем узнаете». Но встретиться не пришлось. С разведчиком Коля переписывался до 1944 года. Потом писем не стало. Что поделаешь, война...

Могут ли быть у солдата две матери? Могут. Так отвечают жители Никольского колхоза имени Фрунзе, те, кто знали Марфу Никифоровну Денисенко.

Фронт приблизился к селу. Все, кто мог, ушли с войсками на восток. А куда могла пойти она, когда на руках были дети. Да и как можно бросить все нажитое своими руками. Тяжело было это сделать, и она осталась. Многие оставались. «Может, обойдется», — думала она. Но не обошлось. Война сама пришла к ней в дом с раненым советским лейтенантом. Еле держась на ногах, он переступил порог ее хаты и, наверное, так бы и упал, если бы женская рука не помогла ему дойти до стула. Кровь сочилась и каплями падала на пол. И пока хозяйка суетилась и искала, чем перевязать рану, на полу уже собралась небольшая лужица крови. В суете Марфа Никифоровна и не заметила, что за окнами вдруг наступила тишина, нс слышно автоматных очередей, нс слышно взрывов снарядов. Вес откатилось на восток, в село входили немцы.

Раздумывать над тем, что делать, не приходилось. Могла ли она не помочь юноше, который, не раздумывая, шел на смерть ради нее, ради ее детей?

И побежали дни и недели. Раненый потихоньку выздоравливал. Теперь уже Марфа Никифоровна знала, что зовут его Михаил и, что где-то у самого Кавказа, его ожидают родители. Все чаще и чаще он с печалью и скорбью смотрел на восток, в ту сторону, откуда поднималось солнце. А однажды он не выдержал:« Наверное, я пойду!»

Нелегко женщине было согласиться, но что поделаешь. Со слезами собрала сумку и проводила в дальнюю дорогу. Долго смотрели вслед и махала рукой на прощанье, желала, чтобы судьба сберегла от гибели теперь еще одного ее сына, которого так неожиданно ей дала война.

Проводила Марфа Никифоровна лейтенанта, а сама не находила себе места: «Жив ли? Не подстрелили ли его в степи?»

И вот уже наши пришли, вернулась жизнь на свое место. Пошли счастливые дни в заботах и трудах.

—  Марфа Никифоровна, Вам письмо, — весело окликнула старую женщину почтальонка.

— От кого же это?

— Из Ставропольского края.

— Из Ставропольского? — раздумывала она. Кажется  у нее там никто не живет. Всю дорогу до хаты Никифоровна перебирала в памяти от кого бы это, но так и не вспомнила. И только когда соседка прочитала письмо, ей все стало ясно. Прошло много времени, прежде чем она узнала, что жив ее названный сын. Письма с фронта  приходили редко. А потом вдруг перестали. Может, потерялись где на дорогах войны, а может, был не точным адрес на солдатском треугольнике- письме.

Может быть, на этом и закончилась бы эта история, если бы ее не продолжили следопыты. Спустя два десятка лет они разыскали Михаила Титовича Бессмертного. И полетели письма в село Никольск на имя второй матери Марфы Никифоровны Денисенко.

 

«НАПИШИТЕ ПРАВДУ»

В течение последних десятилетий районная газета печатала воспоминания участников освобождения Мелового и Чертково, в том числе воспоминания об освобождении от фашистских захватчиков двух соседних районов зимой 1942-1943 годов. Но настало новое время, время переоценки и ревизии всего прошлого, в том числе и Великой Отечественной войны. Люди почему-то стали во многом сомневаться. Прошлое, что исходило от коммунистической пропаганды, сейчас новыми демократическими институтами если не отвергается, то, во всяком случае, перекраивается и во все светлые краски прошлого времени вводится немного темной, как в бочку меда добавляют ложку дегтя, отчего сразу же меняется окраска всего содержимого. Старшему поколению эти приемы известны и, они умеют отличить черное от светлого, а вот молодежь... Молодежь — это другое дело. И появляются сомнения. Ведь молодежь составляет большинство читателей районной газеты. И поддаваясь влиянию времени, они говорят, что публикации подкрашиваются розовыми красками, Все публикации сводятся к тому, что наши наступали, громили врага, одерживали одну за другой победы, не прилагая никаких усилий и не неся потерь.

Конечно, здесь есть доля правды, но не совсем большая. В прошлое время за публикации отвечали редакторы газет, и они были одновременно и цензорами, и это на их совести, если можно так сказать, лежит ответственность за такие розовые публикации. Но тут можно и возразить читателю. Видимо, он невнимательно читал публикации. В каждой из них говорилось о горечи отступления в 1941 — 1942 годах, о тяжелых днях оккупации и о неслаженной эвакуации колхозного имущества, о неудачной судьбе подполья на территории Меловского района и о многом, и многом другом. Только все это вспоминалось вскользь, не расписывалось подробно. А чем хвастаться? Вынуждены были бросать дома, семьи, нажитое и построенное, взрывать заводы и шахты, угонять Бог весть куда скот и колхозную технику. Описывая все это, находили только скупые слова. О чем писать пространно? Я усматриваю в таком желании читателя, что ему хочется посмаковать в обвинении бывшего советского строя с коммунистами в его бессилии. И если такие публикации будут появляться часто, то они будут лить честную грязную муть на строителей социализма, а также на коммунистов, которые вели народ в несбыточное будущее. Да и все ли было плохим в то время? Но оставим этот разговор на совести историков и будущему времени, оно, как говорится в народе, лучший судья, и оно определит все в точности.

Мы говорим о войне. А жители Мелового вспоминают войну как самое страшное. Официальная советская пропаганда провозгласила с самого начала оккупацию наших сел временной, и советские люди верили в это, но когда она настанет, никто не знал. Это сейчас, спустя почти 60 лет легко рассуждать, а тогда все было по-другому. Над головой каждого жителя качалась петля виселицы, за спиной каждого чувствовался вражеский автомат.

Правда, жители догадывались о возможном скором освобождении. Как-то управа через полицию сделала тотальную проверку наличия у жителей поселка продуктов питания. Было такое указание: дано право иметь продовольствия только на неделю, а там хоть подыхай. Излишки от этого количества, следовало из указания, передать в пользу немецкого командования. У жителей излишков не было, многие сами кормились зерном из разбитых на станции Чертково вагонов.

Но такое мероприятие заставило задуматься: значит, фашистам где-то дают прикурить, и они собираются драпать.

Однажды утром итальянцы подняли в поселке панику. Они подожгли складские помещения, погрузились в машины и уехали в сторону Маньково. «В это время, — пишет в газету В. Глущенко, житель поселка Меловое (ему тогда было 15 лет), — в поселках Меловое и Чертково не было ни одного солдата и эти поселки можно было бы взять без боя и без потерь. Но этого почему-то не случилось».

Эта легенда настойчиво муссировалась, и сразу же после конца войны автору этих строк пришлось слышать ее самому. Говорили, что в Маньково наши воины вместе со штабом приняли лишнюю дозу «наркомовского пайка», перепились и потому прозевали пустые поселки. Вспоминали, что такой точно случай был и в 1920 году, когда из Екатеринославщины на Дон прорвались банды Махно. Но на Дону у них ничего не вышло. Красная Армия не дала возможности соединиться с белоказачьими войсками, и они возвращались назад на Украину. В Маньково им был поставлен заслон. Но заслон перепился, махновцы обошли их и направились через Стрельцовскую волость на Беловодск, где в Богдановской балке им дал бой отряд под руководством председателя Старобельского ЧК Медведева, и Махно попросил  у правительства Украины перемирия.

За эту оплошность на базарной площади Чертково ревтрибуналом были осуждены командиры заградительного отряда и расстреляны.

Правда, все это выдуманная легенда, по случай с отрядами Махно правдивый, и Медведев дал бой махновцам, и было действительно перемирие, после которого махновцы, отдохнув в г. Старобельске, были направлены на Перекоп против Врангеля.

Говорят, что дыма без огня не бывает. Войска генерала Карнова после 20 декабря начали вступать в Маньково. 31 декабря 1942 года бойцы 153 стрелковой дивизии получили звание гвардейской дивизии, и эту дивизию переименовали в 57-ю. Конечно, мы можем только догадываться, что личный состав этой дивизии получил в этот день «свои боевые сто грамм». Но заметим, что в это время подразделения 41-й и 35-ой стрелковых дивизий уже вели бои на окраинах Чертково и в Меловском районе на реке Камышной. Заметим также, что село Пивневка было освобождено 19 декабря.

Конечно, у пятнадцатилетнего паренька вряд ли могли быть такие сведения о расположении немецких и итальянских гарнизонов в этил двух районных центрах и, как нам кажется, сомнительно делать такие заявления, что поселки были без солдат и что их можно было взять без боя.

Если панику итальянских солдат вызвал рейд 24-го танковою соединения Баданова, то смеем заметить, что 19-го декабря танки прошли по Чертково и Меловому и были подбиты в районе дома паровозных бригад немцами.

С 18-го по 20-е декабря 41-я гвардейская дивизия освободила Анно-Ребриково, Бакай, Шептуховку.

122-ой гвардейский стрелковый полк в эти дни ворвался в Чертково в районе элеватора. Взять с ходу не удалось — были отбиты.

26-го и 27-го декабря полки 35-й и 41-й стрелковых дивизий предприняли еще одну атаку на Чертково и Меловое, но она, также как и первая, успеха не принесла. До вступления в Маньково части 57-й дивизии вели бои у Алексеево-Лозовки.

К 24-му декабря Арбузовская группировка противника была ликвидирована, и войска переброшены на Чертково. Сразу же были заняты Пивневка, Морозовка, Зориковка, Никольск.

21-го декабря танки Полубоярова вели бои в районе Моисеевки, Волошина, потом заняли Новострельцовку. За Калмыковку и Стрельцовку велись бои с переменным успехом.

Из всего выше сказанного мы видим, что с начала наступления наших войск до данной операции не было такого времени, чтобы поселки пустовали без оккупантов, а если и был какой момент, то это, видимо, случилось раньше, до подхода Красной Армии.

После войны среди жителей ходила легенда, что наши танки задолго до начала боев прошли через Меловое и Чертково, однако, заняв его, не закрепились. Они и не собирались закрепляться. Это были отголоски рейда танкового корпуса Баданова по тылам противника. Тем более, что Глущенко говорит о том, что после бегства итальянцев, оккупанты в этот же день стали возвращаться в поселок, начали окапываться, готовиться к оборонительным боям.

В декабре 1942 и январе 1943 года Красная Армия начала ожесточенные кровопролитные бои за наши поселки. Многим людям старшего поколения до сих пор не дает покоя одна мысль, почему такими большими потерями давалось освобождение наших поселков, ведь на подступах к населенным пунктам пали тысячи молодых жизней. Почему наши стрелковые подразделения без танков и огневой поддержки артиллерии раз за разом шли на вражеские укрепления и погибали? Вылезут из погребов жители поселка ранним утром, а вокруг на снегу серые солдатские шинели. За ночь их заметет снегом, а днем вновь новые трупы сереют. И так много дней. И только в январе пиши войска начали вести артобстрел вражеских позиций.

На этот вопрос отвечает А.А. Ярошенко в своей книге «В бой шла 11 и гвардейская»: «Трудность боев состояла в том, что нельзя было использовать мощь артиллерии и авиации — в Чертково находились жители. Поэтому бои требовали от воинов стрелковых подразделений огромной выдержки и мужества».

Но как можно иначе писать о наших бойцах, ведь они отдавали жизнь за наше с вами счастье. На страницах газеты я с удивлением прочитал и такие обвинения в адрес командования, что оно только в январе начало вести артобстрел вражеских позиций. Почему же на протяжении стольких зимних дней наше командование фронтом бросало без надлежащей артиллерийской подготовки на вражеские укрепления  «голую» пехоту?

А позже люди, якобы начали говорить, что наше командование не то фронта, не то Армии, или дивизии поторопилось отправить в высшие инстанции рапорт о взятии Чертково и поставило себя перед фактом: во что бы то ни стало взять станцию. По этой, мол, причине ценой солдатских жизней пришлось защищать честь своего мундира.

И теперь, мол, с высоты прошлых лет стало ясно, что вообще не было смысла драться за наши поселки. Вокруг враг был уже разбит и тем фашистам, которые сидели в окружении, ничего не оставалось, как бежать на запад. Нужно было не торопиться брать их, а оставить и идти дальше освобождать Украину.

Участник боев за Меловое, почетный гражданин Мелового Михаил Александрович Шмыров на все эти события имеет свой взгляд и свои выводы. Например, почему так долго штурмовали окружение в поселках Меловое и Чертково?

Михаил Александрович вспоминает, что они вошли в Маньково в декабре, и он помнит одну такую интересную деталь:

— Вечером, — говорит он, — в штаб дивизии доставили сообщение Совинформбюро: Чертково взято. О Меловом они тогда вообще ничего не знали и считали, что это тоже Чертково. И очень обрадовались — ведь боев не будет, раз уже наши заняли его. Но обрадовались очень рано. Информация была упреждающая события.

Шмыров Михаил Александрович утверждает, что Меловое и Чертково можно было взять меньшей кровью и сберечь больше людей, потому что Чертковский район до штурма был уже весь освобожден, кроме станции Чертково. Деталей, конечно, он не знает, да и не мог знать, но кажется ему, что эта дезинформация имела тяжелые последствия. Командованию ничего не оставалось, как отдать приказ: овладеть поселками немедленным штурмом. К тому же с суровым предупреждением: стрелять осторожно, учитывая, что может пострадать мирное население. Фашисты же имели приказ держаться за каждый дом.

Давайте внимательно проследим за сообщениями газет того времени и сделаем выводы: так ли это?

Вот выдержка из Совинформбюро:

«На протяжении 24 декабря наши войска в районе среднего Дона успешно развивают наступление в предыдущем направлении, продвинулись на 20—25 километров. Всего за 8 дней наши войска продвинулись вперед на 135—190 километров.

Нашими войсками занято несколько десятков населенных пунктов, в том числе большие населенные пункты Михайлово-Александровка, Колодязи, Маньково-Березово, Селивановка, районные центры (Скосырская, Мимотинская) и большие железнодорожные станции Чайкин, Шептуховка».

Красноармейская фронтовая газета «Сталинский гвардеец» 25 декабря 1942 года писала: «В районе населенного пункта и железнодорожной станции Чертково гитлеровцы со зверством бандитов совершают отпор».

«Комсомольская правда» в корреспонденции П. Лидова от 13 января сообщает:

«Во время боев за освобождение поселка Меловое Ворошиловградской области пали смертью храбрых Герой Советского Союза дважды орденоносец Ф.Н. Чечерев и командир роты автоматчиков орденоносец лейтенант Федотов ».

И наконец, тот же корреспондент П. Лидов в «Правде» в январе сообщает, что «...особенно упорное сопротивление немцы оказывали в районе станции и города Чертково» Как видим из прочитанного, к 24 января была занята только станция Шептуховка и населённый пункт при станции Михайлово-Александровка в 19 километрах от Чертково. О том, что занята станция Чертково, уважаемый Михаил Шмыров не мог прочитать в газетах. А если он и читал, то только о том, что занята на Дону Чертковская, возможно, тоже железнодорожная станция.

Плохо знаем географию своего края, да и вообще, в молодости учимся из-под палки, а когда взрослеем, некогда наверстывать упущенное, выдвигаются новые задачи.

Помнится, мне тоже пришлось попасть на эту удочку лет 35-40 тому назад. Я тогда занимался краеведением и искал сообщения Совинформбюро. Разумеется, я тоже слышал суждения среди людей о дезинформации и очень обрадовался, когда прочел такое сообщение, и если мне не изменяет память, то сообщение это было где-то 19-20 декабря 1942 года.

Коли учесть то, что 57-ая гвардейская дивизия начала своими полками вступать в Маньково в ночь с 20-го на 21-е декабря, то в газетах была напечатана, видимо, эта сводка (Шмыров был бойцом этой дивизии) и в ней был упомянут населенный пункт Чертковская. Но рядом с ним была не Маньково, а Маньково-Березовская. И мне сразу же подсказал какой-то внутренний голос: Стоп! Маньково- Березовская? Так ведь это не Маньково-Калитвенская. А где на карте Березовская? И я начал шарить по карте области и нашел там и то и другое. Да, в Ростовской области два Чертковских поселка. Только названия у них разные — Чертково и Чертковская. Есть на Украине еще и город Чертков. И все они происходят от одного имени — атамана войска Донского, а потом вице-губернатора г. Варшавы Черткова. От незнания их географических названий и могла родиться такая легенда, которую можно услышать и сейчас.

Многие люди, которые переживали дни оккупации и видели, как шли бои при освобождении, еще и сейчас говорят, да и передают молодежи, что те жертвы напрасны, можно было окружить немцев и ждать пока сами уйдут. Конечно, со стороны гражданского населения может быть оно и так, но с военной стратегической стороны это выглядит совершенно иначе. Нужно было освобождать Донбасс. Миллерово и Чертково были воротами в этот жизненно важный район Союза. В военно-стратегических планах Юго-Восточная железная дорога на этот час играла одну из ведущих ролей.

С севера на юг Юго-Восточная простиралась на 650 километров, а в широтном направлении самый длинный ход Елец-Жердевка не достигал и 250 км. Большим недостатком Юго-Восточной железной дороги было то обстоятельство, что внутри дороги не было, и возможности для маневрирования отсутствовали.

Военные действия развивались стремительно. Нужно было немедленно ввести в строй Лиски-Лихая (Воронеж—Лихая, через Чертково и Миллерово)

Эксплуатационная длина по тем временам была очень большая. Главное направление Мичуринск-Лихая проходило по линии фронта. На востоке границы дороги упирались в Волгу, не имели через нее ни одного мостового перехода. Путь через Волгу был только у Саратова. Линия Мичуринск—Грязи—Поварино—Сталинград была основной коммуникацией для подвоза подкреплений к Сталинграду. В августе—сентябре по ней воинские эшелоны шли вслед друг за другом

Командованию Чертково и Миллерово нужны были как воздух.

Так что не нужно смотреть на бои у станции Чертково с высоты прошедших лет, а поверить задачам тех лет и людям, которые их выполняли. Хотя это и горькая правда, но она все-таки правда и лучше любой лжи.

А теперь несколько слов по поводу подкрашивания розовыми тонами событий тех лет. По-моему те люди, которые поднимают этот вопрос, не правы. Разве можно солдатский подвиг описывать черными тонами? Конечно нет. Любой подвиг — есть подвиг и о ним нужно говорить только возвышенно, рисовать яркими красками, а музыку сочинять только громкую и торжественную.

Вот как писала фронтовая газета о подвиге, совершенном у станции Чертково 25 декабря 1942 года: «В гуле разрывающихся снарядов и свисте мин, визге пуль гвардии младший лейтенант Мурзабеков пробрался в расположение немецкой обороны. Под самым носом гитлеровцев он сел на дрезину и помчался к свободному подразделению. Отважный гвардеец, пренебрегая опасностью, на этой дрезине собирал и увозил раненых из-под огня противника. 10 раненых красноармейцев и командиров вывез из-под огня Музарбеков. Слава тебе, наш богатырь Музарбеков».

По-моему, комментарии и сомнения по поводу того, в каких тонах писать о героях, излишни.

А сейчас речь пойдет об одном бывшем солдате освободителе наших поселков Иване Филипповиче Комнатном. Защищать ту власть и происходящие события того времени, в том числе и войну, у него нет никакого повода. Простой рядовой сельский труженик, тем более еще и ущемленный довоенной властью. Да и о том, что страна воюет, он узнал только в октябре 1941 года. Он был осужден и отбывал срок на севере, строил железную дорогу на Воркуту. Знаменитая воркутинская дорога длиною в 1728 километров строилась руками заключенных. Волею судьбы оказался на ее строительстве и Иван Филиппович.

А узнал он о войне таким образом: решили они с ребятами (заключенными) обменять на еду два бушлата, одеяло и еще несколько мелких вещей. В ближайшем селе они все это быстро «отоварили» — выменяли три ведра картофеля и кусок сала. А сало хозяева завернули в газету. Сразу на нее Комнатный не обратил внимания. Когда же возвратились в зону, он развернул газету, и ему сразу же попали на глаза сообщение Совинформбюро. Взволнованные прочитанным, друзья онемели от удивления. Как же так, уже четыре месяца идет война, а они об этом ничего не знают. Но об этом в лагере тоже ничего не знают, и если бы они принесли в лагерь эту новость, им бы - не жить. Лагерные законы суровы, но и у государства рука жесткая. И поэтому они молчали.

Но нот вскоре, примерно через неделю, приехали в лагерь военные и сообщили о войне. После этого тех, которые подходили по статье, начали амнистировать и отправлять на фронт. Так стал солдатом и он.

«Но за Родину, — говорит Иван Комантный, — «зеки» воевали не хуже других, потому что знали, за что бились: за родную землю.

Земля эта была родная для всех: и для тех, кто сидел в лагерях, и для тех, кто шел на фронт из родных городов и сел.»

Волею судьбы Ивану Филипповичу зимой 1942—1943 годов пришлось освобождать родную землю. Заместитель командира взвода разведки он прошел через родное село Ольховник, Греко-Степановку, Алексеево-Лозовку, Кутейниково, Маньково. Тут в Маньково разместился штаб полка, тут в Маньково Иван Филиппович и 57-я дивизия стали гвардейскими.

Много было радости, все друг друга приветствовали. Но война есть война. На войне праздники бывают короткими. 28 декабря перед взводом командование поставило задачу: выйти на железнодорожную станцию южнее Чертково и помочь сапером разбирать железнодорожную линию, чтобы не дать противнику возможности на соединение.

Три дня и три ночи пролежали они в глубоком снегу под огнем фашистов, который вели немцы из водонапорной башни, расположенной во дворе железнодорожного депо. Морозы стояли лютые, солдаты были одеты в шинели и белые маскхалаты, обуты в солдатские ботинки и обмотки.

В ночь под Новый год они пошли в хутор Ежачий Меловского района. Встретили их там приветливо. Местные девушки напоили их теплым молоком, дали кукурузных коржиков. И до сих пор он вспоминает эту незабываемую новогоднюю ночь и то, как наши простые люди относились друг к другу: русские и украинцы. Разве это можно забыть?

Да, этого не забыть. И что в этом рассказе розового? Что тут приукрашено, а что нет? Дело не в приукраске, дело в памяти. Идут годы. Снятся Ивану Филипповичу его 18 друзей по взводу, которые погибли в одном бою. Из них живыми остались только двое.

Они шли в тот последний бой со словами: «За Родину! 3а Сталина!» И в этом нет ничего удивительного. Хотя сейчас молодые люди могут улыбнуться, да и наверняка, улыбнутся. Но это их дело. А почему? Да потому, что вера была. Вера в огромную страну, за которую они положили свои жизни. Теперь многие молодые люди обвиняют старшее поколение, что, мол, не правильно оно действовало тогда на заре строительства нашей державы. «Не знаю, — говорит Иван Филиппович, — возможно, что-то и не так. Но вера должна быть.  Мы шли в атаку, за «языком» и верили, что это нужно для отчизны. И эта вера помогала нам в тяжелые минуты. А во что сегодня можно и нужно верить? Этот вопрос можно адресовать любому из нас, и попробуй найти на него ответ».

Эту правду, которую хотят слышать молодые оппоненты от старшего поколения, без прикрас сообщает гвардеец 57-й гвардейской дивизии, разведчик, бывший репрессированный советской властью, житель села Ольховчик Чертковского района Иван Филиппович Комнатный: «Нужна вера. А ее, к сожалению, еще нет».

НАКАНУНЕ НОВОГО СОРОК ТРЕТЬЕГО

Стрелковый батальон 41-й дивизии, в которой служил тогда командиром отделения В. Стольников, рано утром 23 декабря двигался по направлению к ближайшей железнодорожной станции. Батальон покидал село Маньково, а вокруг рвались снаряды, оставленные и взорванные гитлеровцами. Когда полностью рассвело, подразделения были уже далеко в степи, на подступах к поселку и станции Чертково.

В одной из глубоких балок, помнится В. Стольникову, произошел кровопролитный бой с засевшими в ней оккупантами.

Балка находилась у хутора, где была база заготскота. Там и сейчас есть криница, хотя и нет хутора, стоит обелиск на братской могиле.

«Не буду вспоминать всех подробностей этого страшного боя, — пишет Стольников, — скажу одно лишь, что в этом неравном сражении погибло много наших солдат и командиров, но зато и фашистам мы показали, где раки зимуют: их трупами была устлана вся округа».

В этом бою был ранен и сам В.Стольников. После этого боя его вместе с другими ранеными отправили снова в Маньково. Там в школе, находившейся на окраине села, был военно-полевой госпиталь. В ту пору Стольникову едва исполнилось 19 лет.

В ночь на 28 декабря 1942 года 101-й и 102-й стрелковые полки (командиры Смолин и Федоров), 35-й стрелковой дивизии подошли к Чертково и Меловому. Утром 29-го декабря атаковали вражеские укрепления. Но выбить фашистов из поселков не смогли. Гвардейцы 102-го полка и учебного батальона зацепились за западную часть Мелового. Бои постепенно переместились на юго-западную окраину поселка. В этом месте враг хотел пробить коридор. Бой принял жестокий и затяжной характер. Дивизионная газета писала в статье «Уменье и отвага минометчиков»: «Уменье, слаженность и отвага — основные качества минометчиков подразделения Храмцева. Враг пошел в жестокую контратаку. Гитлеровцы хотели испугать наших гвардейцев, и пошли в атаку в полный рост. Но на огневую позицию поступила команда: «К бою!» Расчеты Малявина (возможно Малявкин Михаил Афанасьевич) и Зленко быстро заняли свои места и открыли губительный огонь. Каждая мина ложилась в цель. Немцы не выдержали и отошли назад».

Второй батальон 124-го стрелкового полка 41-й гвардейской стрелковой дивизии подошел к станции Шептуховка. После ударного ночного штурма Шептуховки командир полка Лобанов (командир 100 Гв СП) дал приказ батальону обойти Меловое и зайти в тыл врага в район Великоцка и Новострельцовки. Этими действиями полк должен был замкнуть кольцо вокруг группировки фашистов, закрепившихся в Чертково и Меловом.

Ночью вышли в степь. Еще шаг — и уже украинская земля. С невыразимым волнением пересекли условную линию, опускаясь на колени и целуя застывшую на морозе землю. Бойцы припадали к ней, потом поднимались в полный рост и взволновано говорили на разных языках: «Мы к тебе пришли, земля украинская».

У многих на глазах блестели слезы, а усталости, как ни бывало. Роты бодро шагают в заснеженную степь к укутанному сугробами селу. На половине дороги встречают разведчиков.

«Фашистов в Великоцке нет», — докладывает разведка.

Батальон оставляет в селе одну роту и спешит в Новострельцовку. В конзавод батальон входит без боя. Командование дает приказ на получасовой отдых. Но в это время батальон получает приказ командира полка: приготовиться к встречному бою. Из Беловодска на выручку Чертковской группировке противника двинулись фашисты, Имеют много танков. Значит, ждать их нужно из Стрельцовки. Командир батальона М. Белик быстро собирает командиров подразделений и ставит перед ними задачу. Фашисты не заставили себя ждать. Вначале послышался гул танковых моторов. Они все ближе. Вот бронированное чудовище выползает из лесополосы и широким фронтом идет через поле. Бойцы, затаив дыхание, считают машины. Их двадцать, и за ними густыми шеренгами спешит пехота. Гитлеровцы пока не стреляют. Молчат и наши. До танков уже 600—700 метров. Пора. Командир подает команду:

— Батарея, по танкам, пулеметы по пехоте противника – огонь! Артиллеристы ударили залпом. Запылал передний танк. Гневно заработали пулеметы, устилая трупами захватчиков поле. Но фашисты, несмотря на потери, упрямо лезут вперед, ведут огонь со всех видов оружия. И лишь когда запылал четвертый танк, гитлеровцы откатились за лесопосадку. Там быстро перегруппировались и снова пошли в атаку. По линии нашей обороны густо рвутся снаряды и машины. В селе возникли пожары, но гвардейцы стоят.

В это время подошли другие батальоны, и гвардейцы 124-го полка перешли в контратаку. На плечах отступающих полк  вошел в Стрельцовку.

Председатель совета ветеранов отдельного мотоциклетного полка, подполковник запаса вспоминает о работе разведчиков в дни боев за наши поселки.

В конце декабря группа разведчиков получила задание проникнуть за передний край противника на 15-м километре и определить количество и расположение его резервов. Разведчики вышли с наступлением темноты. Передовую проползли по снегу и мерзлым кочкам и, не взирая на мороз, были мокрыми от напряжения. В тылу разведчики повредили линии связи, нанесли на карту огневые точки и места сосредоточения противника. В бой вступать им запрещалось. Однако, при обратном переходе через передовую, они вынуждены были пробивать себе дорогу. Действовали слажено, прикрывали прут друга огнем и, когда свои окопы были уже совсем рядом, был ранен разведчик Иван Максимович Борисов. Разведчики не бросили товарища, а с боем пробились вместе с ним на свои позиции. Разведчика немедленно отправили в госпиталь в с. Маньково.

Взвод 174-го гвардейского стрелкового полка 57-й гвардейской дивизии расположился на отдыхе в доме жителя с. Маньково Шарипова. Был конец декабря. Около 7 часов вечера связной штаба вызвал взводного к командиру полка. Вернувшись из штаба, он доложил обстановку и задание командования. Взводу предстояло разобрать железнодорожные пути, связующие Чертково с Миллеровым. Одев белые маскировочные халаты, бойцы отправились на задание. Путь был нелегким: сильный мороз, глубокий снег. К одиннадцати часам добрались до цели. Взвод занял боевое охранение, а бойцы С. Гладышев и К.И. Мальцев приступили к разборке рельсов. Около пяти часов длилась напряженная работа, и к утру поставленная задача была выполнена. Вскоре взвод был обнаружен, и фашисты открыли ураганный пулеметный огонь. В течение нескольких часов бойцы отбивались от противника, отходя от железнодорожного полотна, укрываясь в снежных сугробах.

30 и 31 декабря 101-й гвардейский полк 35 гвардейской дивизии, командир полковник И.Я. Кулагин, завязал бой за водонапорную башню возле станции Чертково. Она господствовала над местностью и была хорошим наблюдательным пунктом. Две атаки полка захлебнулись, и только третья принесла успех. Отделение В.Ф. Аникова заняло и стало корректировать огонь артиллерии полка. Тогда враг со стороны вокзала открыл по нашим воинам огонь прямой наводкой, и под прикрытием трех броневиков контратаковал

бесстрашных. Фашистам удалось обойти башню и потеснить левый фланг полка. Командир передового батальона был тяжело ранен, и тогда его заменил начальник артиллерии полка гвардии старший лейтенант Н.С. Рыбалкин. Сам Рыбалкин был тяжело ранен и попал в плен. Неизвестные жители Мелового оказали офицеру медицинскую помощь, а потом устроили ему побег из плена. Водонапорная башня два раза переходила из рук в руки и все-таки осталась за гвардейцами.

...Взвод ПТР, которым командовал П. Калинин, в полночь вошел в Алексеево-Лозовку. По приказу начальника штаба дивизии полковника Бобрука взвод занимает оборону командного пункта дивизии.

Село час назад отбил у немцев батальон капитана Яюса, и в тот момент, когда заходил взвод П. Калинина, выстраивались его роты для выступления преследовать врага, отходящего в сторону Чертково и Мелового.

Постепенно стихали команды, топот ног, скрип снега — подразделения ушли в ночь, в непогоду, в бой. Все чаще доносились пулеметные очереди. Значит, полки успешно преодолевают огненные дороги.

Утром штаб дивизии и взвод ПТР взяли марш на Маньково. Калинин со взводом разместились в большой крестьянской хате прогни школы. В школе находился штаб дивизии.

Тепло домашнего уюта, гостеприимность хозяев... Как бойцы ожидали этого блага! Хотелось хоть бы сутки поспать не в поле на снегу, а в квартире, в тепле. Но доля солдатская не дала им отдыха. Штабной работник капитан Болотов вызвал капитана Калинина и поставил боевое задание — сделать марш в украинское село Великоцк и вместе с комендантской ротой занять круговую оборону. Сюда но нашим следам должен переместиться штаб дивизии. В Маньково взвод П. Калинина встретил Новый 1943 год.

...153-я стрелковая дивизия со своим штабом находилась в Маньково. Подходил к концу суровый 1942 год. Новогоднюю ночь солдаты и офицеры встречали в походе. В полночь советские воины на ходу поздравляли друг друга. Тепло и сердечно звучали слова новогодних поздравлений. И самым заветным из них было пожелание скорой победы над врагом. У всех приподнятое настроение: получено сообщение о том, что дивизии присвоено гвардейское знание. В приказе народного комиссара Обороны от 31 декабря 1942 года значилось: «В боях за нашу Советскую Родину против немецких захватчиков 153-я стрелковая дивизия нанесла огромные потери фашистским войскам и своими сокрушительными ударами смела живую силу и технику противника, беспощадно громя немецких захватчиков.

За проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава преобразовать 153-ю стрелковую дивизию в 57-ю гвардейскую.

Командир дивизии Карнов Андрей Павлович.

Преобразованной дивизии вручить гвардейское знамя».

В 24 часа 31-го декабря 1942 года из штаба юго-западного фронта гвардейцы получили телеграмму следующего содержания:

«От всей души поздравляем Вас, славные воины, с победой, одержанной в прошлом году и высоким званием гвардейцев. Глубоко уверены в том, что Вы в Новом году еще выше поднимете Знамя Гвардии и понесете вперед до полного разгрома и уничтожения ненавистного врага. Ватутин, Желтов».

...573 стрелковый полк 195-й стрелковой дивизии первым вступил на землю Украины. С ним все время в эти дни находился, как представитель политотдела дивизии заместитель начальника политотдела дивизии Алексей Иванович Чуринов.

В своих воспоминаниях он говорит, что когда они вступили на землю Украины, настроение бойцов и командиров было бодрым и боевым. Россия шла, чтобы освободить братьев — украинцев о гитлеровских оккупантов. Путь к началу освобождения Украины преграждали густые снегопады. Толщина снега доходила до полутора метра. Войска не могли использовать трофейные легковые и грузовые машины, артиллерию и другое взятое у врага имущество. Перед ними была белая снежная стена, через которую не могли пробиться ни люди, ни машины, ни лошади. Командир 352-го саперного батальона дивизии капитан Михаил Андреевич Стативка всем батальоном расчищали дорогу На помощь приходило местное население. Так было, когда освободили первые украинские села Пивневку, Морозовку и Никольск. Так было и в населенных пунктах района: Зориковке, Великоцке, Новострелцовке, Калмыковке, которые освобождал 573-й стрелковый полк. Население встречало с сердечной теплотой. В освобожденных селах Чуринову приходилось проводить собрания крестьян. Как правило на них присутствовало все взрослое население. Собрания были многолюдными. Люди хотели слышать правду о положении на фронтах Великой Отечественной войны и о задачах, что стоят перед населением освобожденных сел. Колхозы были разрушены и разграблены.

На этих собраниях избрали уполномоченных сельских советов и председателей колхозов, которые организовывали помощь воинам Красной Армии.

Много рассказывали на собраниях о зверствах фашистов и их наемников. Колхозник Л.А. Удовенко имел трех сынов. Два служили в Красной Армии, а третий семнадцатилетний жил с отцом. Фашисты хотели взять его на службу в полицию. Но Лукьян Александрович сказал сыну: «Пойдешь служить немцам — своими руками убью, так и знай». Не помогли ни угрозы врагов и, ни уговоры, ни избиения. Удовенко отстоял сына от позорной службы гитлеровцам. В селе Новоникольске колхозница М.В. Чернобурова рассказала, каких истязаний претерпела она от полицая Якова Плясули, как активистка колхоза. До сотни ударов кулаками, шомполами претерпела она, все тело стало черным от побоев.

За три дня до освобождения полицейский скрылся, бежал с гитлеровцами. Таких примеров можно привести много.

Борьба за полное освобождение Меловского района продолжалась. Командующий 1-й гвардейской Армии на помощь 195-й дивизии спешно перебросил 106-ю стрелковую бригаду, а потом несколько подразделений 41-й гвардейской стрелковой дивизии. В этих боях принимали участие три бригады 17-го танкового корпуса.

На начало января 1943 года практически все села Меловского района, за исключением поселка Меловое, были освобождены от захватчиков.

За мужество и героизм, проявленные в боях за Пивневку, Морозовку, Новоникольск и другие населенные пункты, были представлены к награде орденами и медалями командир четвертой стрелковой роты 573-го стрелкового полка лейтенант Стародубцев Роман Васильевич, Шлычко Иван Иванович, Мирошник Федор Егорович, Козлов Николай Иванович, Талдыкин Иван Иосифович и много десятков других воинов 195-й гвардейской стрелковой дивизии.

Среди тех, кто отдал свою жизнь за освобождение первой пяди украинской земли — русские, армяне, казахи, украинцы, марийцы, представители почти всех национальностей бывшей Великой страны — Советского Союза.

Яков Абрамович Абрамов родился в 1922 голу в семье армянина. Лейтенант Абрамов пошел на войну из Ашхабада и воевал в составе 57-й гвардейской стрелковой дивизии, которая освобождала наш райцентр. Яков очень любил своих родителей, многочисленных братьев, сестер, племянников. В перерывах между боями он писал им теплые, сердечные письма, волнуясь об их судьбе, твердо верил в нашу победу и встречу после нее с родными и близкими.

31-го декабря 1942 года в 18 часов 30 минут Яков написал последнее в своей жизни письмо к своей сестре Терезе. Вот несколько строчек из него: «Не сомневаюсь я, что мы встретимся все вместе после войны, после Великой Победы. Тереза, ты не волнуйся о нас. Мы скоро возвратимся. Я-карновец. Мы большое дело сделали. Возможно, прочитаешь в газетах, а нет — то приеду и расскажу вам обо всем. Скоро Новый год — через пять часов. Выпью за ваше здоровье, за нашу встречу в Новом 1943 году. Ваш Яков».

С тех пор в далекий Ашхабад не шли солдатские письма-треугольники. Лейтенант Яков Абрамов на границе Украины с Россией в новогоднюю ночь 1943 года уже видел нашу Победу, верил в нее и дрался за встречу с семьей.

Не знал тогда двадцатилетний солдат, что в те минуты, когда письмо будет еще в дороге, в одной из атак его убьет вражеская нуля. А до победы будет два с половиной долгих года. Еще два с половиной года будут ожидать Якова в многодетной семье, с надеждой будут встречать почтальона. Но только через тридцать три года встретятся два брата Владимир и Яков. Младшему уже за 40, а старшему — так и осталось 20.

 

7 ЯНВАРЯ СОРОК ТРЕТЬЕГО ГОДА

7-го января 1943 года комдив 57-ой гвардейской отдал приказ на штурм поселка. Стрелковые подразделения вступили в бой. На улицах поселка завязались схватки, потому что немцы не просто отбивались из своих укреплений, но и раз за разом бросались в шальные контратаки. То тут, то там схватки переходили в рукопашные бои. Но победить врага не удалось и полки с большими потерями отошли на окраину, оставив на улицах поселка сотни однополчан. С бессильной злобой и слезами на глазах отступал со своим подразделением 170-м стрелковым полком, и дагестанский аскер (воин) Хамруд Хажисмилович Умаров. От обиды и боли жгла кровь в жилах. Вот понесли тяжело раненого командира полка Мальцева, лег под гусеницы танка капитан Чечеров, не стало однополчан Гречка и Федотова, Елисеева и Сакальского, Тарасяна и еще сотен других... А он, житель гор, до сих пор живой и пятится назад перед врагом, оставляя на снегу своих боевых побратимов, кунаков. Такого поступка законы гор не прощают. А враг наседает, усиливает огонь и не дает расправить плечи.

Такая горькая и кровавая солдатская служба — судьба.

Первая рота первого батальона 100-го полка 35-ой Гвардейской дивизии стояла под Чертково. Какой-то лейтенант на ходу крикнул: «Кто умеет стрелять из сорокапятки?»

Таких нашлось двое. Одним из них был Ярослав Одегали (Одегнан – примеч). Лейтенант привел их к четырем орудиям, поврежденным от бомбежки Они быстро из двух собрали одно. В это время из поселка Черткове показались три вражеских танка, которые ворвались в расположение нашей роты автоматчиков. Два танка были уничтожены стоящей справа батареей, а третий пошел на только что собранное орудие. Оно открыло по танку огонь примерно на дистанции 700 метров. Несколько бронебойных снарядов попало в танк, но он продолжил движение. Тогда Ярослав Одегали, отличный наводчик, дал выстрел осколочным снарядом под гусеницу танка. Гусеница была сорвана, и танк развернулся к орудию боком. Еще семь или восемь снарядов было выпущено по танку примерно с расстояния 150 метров, пока он не вспыхнул.

На орудие начали пикировать фашистские самолеты, и оно разбито, а Ярослав вместе со своим товарищем, помогавшем вести огонь, возвратились в свою роту, которая вела ожесточенный бой.

101-ый гвардейский полк этой дивизии находился в железнодорожной будке в четырех километрах по направлению к станции Шептуховка. Командир полка гвардии майор Поляков вызвал в штаб замполита третьего батальона гвардии капитана В.В. Пискунова и дал задание по уничтожению любого движения в сторону станции Чертково.

Получив приказ, он выехал в расположение батальона на легком бронеавтомобиле. Когда В. Пискунов просматривал позиции противника, его заметил расчет немецкой скорострельной пушки, притаившейся возле депо. Немцы дали несколько залпов, гвардии капитан был смертельно ранен. Его доставили в штаб и похоронили.

Напротив 174-й опоры на железной дороге похоронены два красноармейца и гвардии старшина, связист В.Я. Ковалев.

Старожилы железнодорожной будки на могиле Пискунова насыпали холмик земли и на листе железа сделали надпись. В марте 1980 года группа поиска Чертковской средней школы, в составе которой входил и ветеран 35-ой гвардейской дивизии А. Егоров, отправились на поиски могилы. Они нашли металлическую табличку с хорошо сохранившейся надписью. 7-го мая 1980 года на месте захоронения отважного офицера был установлен обелиск, к подножию установлена траурная плита.

...Враг делал отчаянные попытки вырваться из «котла» в Меловом и Чертково. Атаки гитлеровцев следовали одна за другой.

«И откуда они берутся? — вытирая рукавом потный лоб, удивился пулеметчик Павел Хлыстов. — Словно из земли лезут, как муравьи».

Отдыха не было ни днем, ни ночью. При отражении атак погибли однополчане — белорус гвардии рядовой Брильков, мариец гвардии ефрейтор Логиков, узбек гвардии рядовой Макситов, грузин Невгаладзе вместе со своим командиром отделения, гвардии младшим сержантом Пилипенко из роты гвардии капитана Феодосия Чечерова.

Фашисты дорого заплатили за жизнь гвардейцев. Но и наши ряды с каждой атакой становились все реже и реже.

Гвардии капитан комбат Кудрявцев, высокий, широкоплечий, всегда подтянутый, стройный, награжденный за отвагу орденами Красного Знамени и двумя Красной Звезды, умело и спокойно руководил боем. Он мгновенно схватывал и оценивал самые малые изменения в ситуации, давал умные и понятные команды. Подчиняясь воле командира, батальон проявлял невиданную стойкость и упорство. И все же комбат не мог увидеть и понять, что враг стремится любой ценой вырваться из окружения. Решение пришло само по себе, словно оно давно выношено у сердца: «Орел, Орел, я Сокол. Вы меня слышите? Бой веду на известной вам позиции. Перевес немцев многократен. Прошу залп гвардейских орудий. Прошу залп!».

То, что командование поняло и одобрило его решение, он понял через несколько минут. Земля впереди на флангах вздрогнула, словно живая, и грохот, неслыханный до этого, заглушил все голоса и отголоски боя. Все горело ослепительным пламенем.

Потом ни грохота, ни пламени, ни заснеженной степи. Жуткая тишина и вспаханное тысячами плугов поле. И ни одной живой вражеской души. Молодцы артиллеристы- гвардейцы!

Разгром гитлеровцев на этом участке позволил нашим дивизиям сосредоточиться, переформировать свои силы и перейти в контрнаступление на месте прорыва кольца.

...122 гвардейскому полку было приказано: во что бы то ни стало взять Чертково. Завязался ожесточенный бой. Несмотря на плотный артиллерийский минометный огонь, гвардейцы сумели захватить железнодорожную будку и склады элеватора. Гарнизон немцев был полностью окружен. Но в рукопашных боях тяжело ранило командира батальона А.А. Дрягина, замполита И.С. Абатурина, лейтенанта автоматной роты П.И.Антонова. Командование батальоном взял на себя А. Кистенев.

Фашисты все время искали слабые места в нашей обороне, чтобы вырваться из окружения. На батальон пошла в наступление пехота при поддержке танкистов и бронетранспортеров. Кистенев приказал танки и бронетранспортеры пропустить, а пехоту отсечь. Солдаты открыли огонь. Танки устремились на курган, где находился наблюдательный пункт начальника артиллерии полка, молодого лейтенанта Анатолия Фомина. Видя сложившуюся обстановку, он приказал открыть огонь на себя, по кургану. Офицер действовал по закону советских воинов: сам погибай, но товарищей выручай. Массированным огнем было подбито три танка и один бронетранспортер. Атака захлебнулась. Враг отступил.

Вечером все командование собралось в железнодорожной будке. Командир полка А.Г. Милуский вынес благодарность солдатам и артиллеристам за стойкость и мужество. На командном пункте было душно, и Анатолий Фомин снял шапку. Все переглянулись: его голову покрыла изморозь седины.

...Над поселком Меловое ревела снежная метель. И хотя стрелки часов приближались к половине девятого, рассвет наступил медленно.

И вот, сквозь плотный слой снежной метели пробились огненные вспышки, загремели залпы орудий. Утопая по колени в снегу, на штурм поднялись гвардейские подразделения. Автоматные очереди, глухие взрывы гранат штурмовых групп перемешивались с гулкими короткими ударами танковых пушек, лаем тяжелых немецких пулеметов. Враг кинул на атакующие цепи гвардейцев сильные огневые группы и танки. С каждой минутой бой становился все отчаянней. И хотя гвардейцы 57-ой не имели значительного противотанкового прикрытия, они храбро вступили в бой с танками.

Левый фланг подразделения младшего лейтенанта Синицына прикрыли бронебойщики сержанта Якова Рыбалкова. Но вот на его трех гвардейцев 8 танков. Сержант, человек спокойный и рассудительный, крепко притиснул приклад противотанкового ружья к широкому плечу:

— Огонь открывать только по моей команде, — спокойно предупредил он бронебойщиков Василия Захарова и Николая Гуляева. — Пусть подойдут поближе.

Танки, стреляя из пулеметов и пушек, стремительно неслись на смельчаков. В прорези прицела сержант увидел лицо механика-водителя.

— Огонь по фашистам! — крикнул командир во все легкие и всадил пулю прямо в щель. Еще одно чудовище закружилось на месте, пуская клубы дыма. Обходя подбитые машины, целые упорно лезли вперед.

Противотанковые ружья бронебойщиков были разогреты до огня, вокруг смельчаков свистели пули, поднимались столбы мерзлой земли. Осколком снаряда ранило сержанта. Но командир не чувствует боли и продолжает посылать пулю за пулей по вражеским танкам.

Жаркий костер вспыхнул еще над двумя танками. Комсомолец Василий Захаров снял шапку и, торопливо вытирая пот со лба, посылал пули в танк, который нагло лез на него. Лобовая броня вражеского танка была слишком толстой для противотанкового ружья. Вот уже до окопа осталось всего лишь около 20 метров. Тогда Василий бросил ружье схватил две противотанковые гранаты и, поднявшись на колено кинул их одну за другой под танк.

Почти до вечера длился этот неравный бой. Потеряв пять машин, фашисты повернули назад, так и не пробившись через фронт трех гвардейцев.

На войне как на войне — сегодня фронтовые дороги сводят две незнакомые судьбы, сближают их до такой степени, что водой не разлить, а потом вдруг разлучают навеки. О такой судьбе поведал нам журналист А. Чуринов. Во время боев за первые километры украинской земли он был замполитом 145-ой гвардейской стрелковой дивизии.

Завязался жестокий бой. Фашисты никак не хотели отдавать этот клочок земли, пытались контратаками откинуть полки в степь, где свирепствовала пурга. Наши бойцы прицельным огнем ставили заслон вражьим атакам. Но вот настал момент, когда враг пересилил наши подразделения и количеством солдат и силой огня.

В такой момент его спасла сестричка по имени Галя. В балочку, что была рядом, стали все чаще приползать раненые. На сердце стало как-то тревожно, Галина беспокойно выглянула и застыла, словно парализованная: наши бойцы изредка отстреливаясь, отползали под прикрытие балочки. Еще минута — и они поднимутся и побегут от врага. А как же раненые? Кто их защитит, заступит от верной смерти? Она рывком повернулась, горячась, схватила автомат раненого и побежала навстречу огню, туда, где пятились перед врагом наши бойцы.

Сквозь стрекот автоматов и винтовочных выстрелов прорезался звонкий девичий голос:

— Эй, вы, черти полосатые! Встать! А ну вперед! За мной!

И во мраке пурги стали видеться солдатские фигуры, загремели выстрелы. Рота бойцов, впереди которой горячим пламенем дышал автомат Галины, стремительно побежала на вражеские цепи, завязался рукопашный бой. В ход шли приклады, саперные лопатки, кулаки. Враг не выдержал натиск и побежал. Разгоряченные боем бойцы вылавливали во дворах фашистских вояк. Постепенно шум боя стих. И тогда бойцы, вспомнили о сестричке, которая подняла их на вражеские пули, спасла от бесчестья и смерти. Но среди бойцов, здоровых и раненых, спасительницы не было...

За селом на заснеженном поле свистела пурга. На месте, откуда бойцы поднялись навстречу свинцовому ливню, лежало пробитое пулями тело их сестры. Душа из нее вылетела, видимо, в тот момент, когда они побежали на врага, и мороз уже успел зафиксировать тело в таком состоянии, в котором оно разлучалось с душой. Возле русой  головы чернела солдатская шапка, а злой ветер вдосталь баловался ее русым волосом, заметая его снежной мукою. Маленькая белая рука стиснула грудь в том месте, куда влетела вражеская пуля. Правая рука крепко держала автомат, указывая путь на запад, на дорогу солдатской чести. Широко открытые голубые глаза как-то виновато и с жалостью смотрели в хмурое небо. Рядом с Галиной багряной лужицей застыл лед.

Под стон ветра опускался на израненную землю морозный вечер. Вокруг гудела метель, трещал мороз. А бойцы, опечаленные утратой, без шапок стояли около сестрички и не чувствовали, как на заросших щетиной щеках замерзали слезы. Без слов они клялись верной подруге, если им выпадет доля остаться в живых, они расскажут о ней своим детям и внукам, все сделают, чтобы жила память о ней и ее подвиге.

Журналист А. Чуринов обращается к меловчанам и просит вместе с погибшими в дни освобождения поселка от фашистских захватчиков называть имя Галины Шориной. Это она, не узнав счастья материнства, отдала свою молодую жизнь, чтобы дети и внуки наши росли и жили счастливо на земле.

...На северной окраине поселка, в нескольких сотнях метров от элеватора, расположилось артиллерийское подразделение. Получив приказ от комдива Гуревича, командир противотанкового орудия, старший сержант Шмыров Михаил прибыл в расчет.

— Фашисты мечутся, как в котле, — начал он, — В любой момент возможна вылазка танков в нашем направлении. Получен приказ: подпустить их на самое близкое расстояние и бить прямой наводкой.

Задача ясна, все сделаем, — с украинским акцентом и большой твердостью в голосе ответил за всех наводчик орудия Николай Буглак.

Командир расчета и без заверения хорошо знал, что Николай Буглак и Иван Прусов, Андрей Жданов и Иван Щербаев — храбрые воины, что не пожалеют самой жизни, чтобы видеть Родину свободной от фашистов.

Рано утром следующего дня артиллеристы услышали сильный гул моторов.

- К бою! — скомандовал старший сержант Шмыров.

Через несколько минут рев моторов усилился, и среди белой пелены сугробов появились фашистские танки. Они шли прямо на противотанковую батарею.

- Не стрелять... Еще ближе... ближе... — услышал он сзади приказ командира взвода лейтенанта Резника. Шмыров это и сам отлично понимал.

Прошла еще минута, другая. Танки, изрыгая клубы дыма, приближались удивительно быстро. Вслед за ними следовала пехота с автоматами наготове. Батарею разделяет расстояние 350, 300, 250 метров...

— Огонь! — снова скомандовал он. Ему вторили командиры расчетов соседних орудий. Метким огнем артиллеристов был подожжен еще один танк. Стальное чудовище вздрогнуло и замерло, окутанное черным дымом.

На этом и захлебнулась атака фашистов. Остальные танки повернули в обратном направлении. После боя личный состав батареи капитана Гуревича получил приказ начинать артподготовку перед штурмом поселка.

— Бить только по огневым точкам» — еще раз предупредил Шмыров.

...Была глубокая ночь на 7-е января 1943 года. Стонала метель. Колючий снег заметал бойцов, лежащих в поле. Мороз сковал землю, сделал ее железной. Чтобы вырыть убежище, нагорнуть перед собой холмик для защиты от пуль и осколков, солдатам буквально приходилось вгрызаться в мерзлую землю. До рассвета оставалось семь часов.

В одной из хат хутора Ясный Проминь расположился командный пункт комбата Ивана Яюса. С артиллеристом капитаном Алешиным они составляли план боя за окраину Мелового. Бой должен начаться на рассвете. Командиров волновало то, что они не имели четкого представления о системе обороны врага.

Еще бы дня два пролежать нам в обороне, — не торопясь, говорил капитан Алешин, — разузнать бы огневую систему врага, сделать пристрелку. Вот тогда бы и наступать было легче.

Да еще бы разведку боем провести, — насмешливо продолжал комбат, — тогда бы порядок был. Говори — не говори, думай не думай, а наступать через семь часов. Давай сейчас об этом не думать.

Заскрипели двери, и в комнату клубком ворвался морозный воздух. В этих клубах, словно из сказки, выросла коренастая фигура бойца в маскхалате. За его спиной стоял унтер офицер под конвоем автомата.

— Товарищ комбат, капитан Чечерев приказал доставить вам пленного, — четко отрапортовал разведчик.

— Молодец, капитан, спасибо, ребята! Где вы эту птицу поймали?

Пленный весь дрожал. Одет был в тонкую шинельку, на голове пилотка. Конечно, это не защита от мороза. С помощью сержанта Ивана Кузьменко офицеры начали допрос. Ничего нового он не рассказал. Единственное, что он знал, что поселки подготовлены к обороне, есть артиллерия и танки. Показать на карте расположение огневых точек и узлов обороны пленный не мог. Видно было, что он этого не знал.

Когда пленного вывели, оба офицера задумались: как утром вести бой, чтобы крепко ударить и потерь иметь меньше. Обсудив все детали, они решили хотя бы часик отдохнуть. Но отдохнуть не удалось. Фашисты заметили выдвижение на позиции рот первого батальона гвардии старшего лейтенанта Федора Гарина и открыли по хутору шальной минометный огонь.

— Всем в укрытия, — подал команду комбат и первым спустился в крестьянский погреб, к телефонисту. Тот подал ему трубку полевого телефона.

— Не спишь, комбат? — услышал он голос командира полка Мальцева. — Правильно делаешь, спать некогда, сынок. Думаю, что твой батальон к бою готов? Пройди в роты, поговори с бойцами, — советовал комполка, — не залегайте под огнем. Сближайтесь с немцем, прикрывай наступление пулеметами. Бери с собой артиллеристов, пусть огнем тебя поддерживают. Будь на КП и поддерживай со мной связь. Хочу тебя видеть в поселке живым и здоровым, — этими словами командир полка закончил свой разговор.

На КП Яюс возвратился за несколько минут до атаки, снял с плеча автомат и только повернулся к двери, как в эту минуту они открылись, и четыре бойца внесли в комнату раненого комбата Горина.

В его молодом теле еле теплилась жизнь. Наклонившись над товарищем, Иван Васильевич услышал шепот побелевших губ:

Батальон к бою готов... Я, видимо, умираю... Жаль, не удалось... Передай письмо жене... Пусть не ждет... Детей.. — и на полуслове умолк  навеки.

Рассвет 7-го января начался громовыми раскатами артиллерии.

Полчаса вздрагивала земля от взрывов, а потом поднялись стрелковые роты и следом за огненным валом пошли на Меловое.

- За Отчизну, вперед! — загремел голос командира роты Чечерева.

- Вперед на врага! — стал впереди взвода лейтенант Клименко.

Ряды автоматчиков медленно по глубокому снегу приближались к окраине поселка. За спиной остался полукилометровый простор заснеженного поля. Но тут враг опомнился и открыл по ротам губительный  пулеметно-минометный огонь. Заговорила артиллерия.

Недвижимыми бугорками зачернели на снегу тела убитых. Упал горячим лицом в снег двадцатилетний лейтенант Анатолий Клименко, подрезанный осколком споткнулся и упал в снег Василий Дмитриевич Буравков.

Теряя бойцов, Яюс упорно продвигался к окраине поселка. Только под вечер бойцы достигли первых хат по улице Кирова.

Ночью фашисты зажигательными снарядами подожгли дома, в которых засели гвардейцы. Они, прикрываясь огнем, вынуждены были отойти на исходные позиции. А враг все усиливал натиск и уплотнял огонь.

В книге М.П. Смакотина «От Дона до Берлина» об этом дне сказано несколько лаконичных строк: «Однако в первый день боев не удалось сломить сопротивление врага. Полки, понеся значительные потери, отошли на исходные позиции». Мы привели только несколько эпизодов боев за поселки Меловое и Чертково в этот день. Их можно привести множество. Заметим, что, отходя на исходные рубежи, бойцам подразделения Яюса весь день 8-го января пришлось лежать на снегу под прицельным пулеметно-минометным огнем. Раненых не было возможности эвакуировать с поля боя. И они, обессиленные, замерзали на снегу.

………

 

И СНОВА БОЙ

Понеся значительные потери, полки отошли на исходные позиции.

Снежные вихри пронизывали насквозь, земля, словно камень, не вгрызешь лопатой- искры сыпятся. Вражеские пули не дают поднять головы, прижимают к земле. К холодной, но такой родной и такой дорогой. В вихре метели еле видны строения поселков. Под вечер над поселками потянулись шлейфы дыма — это в домах господствуют немцы. Фашисты в теплых хатах, а жители ютятся в погребах и землянках.

В своих воспоминаниях бывший разведчик 35-ой гвардейской дивизии А.Павленко говорит, что молодежь очень часто задает вопрос: почему так долго брали поселок? Ведь в советских войсках к этому времени было много техники и поселки можно было взять за два, три дня.

Да, поселки окружили 57-ая и 35-ая гвардейские стрелковые дивизии, один из гвардейских полков 41-ой гвардейской стрелковой дивизии, тут был отдельный корпусный артполк, стрелки автобата, Несколько «Катюш».

— Да, — отвечает А.Павленко, — силы были немалые. Но задание ставилось уничтожить врага таким образом, чтобы не пострадали мирные жители, их дома. И только по этой причине наши солдаты шли а атаку без уничтожающей артподготовки, выбивая фашистов штыком и прикладом.

На рассвете 9 января вновь поднялись гвардейские цепи и двинулись вперед. Противник пытался отбросить наступающих, предпринимая сильные контратаки при поддержке танков. Завязались ожесточенные бои, в которых настойчиво и отважно сражались гвардейцы.

Так, например, на участке подразделения младшего лейтенанта Александра Федоровича Синицына бойцы пошли в наступление.

Стремительным ударом они выбили противника с занимаемого рубежа. Когда подразделение Синицына завязало бой, левый фланг его прикрывали бронебойщики сержанта Якова Матвеевича Рыбникова, рядовые Василий Васильевич Захаров и Николай Иванович Гуляев. Наступая, подразделение стремительным ударом сбило противника с занимаемого рубежа. Но в это время на левом фланге показалось 6 фашистских танков. За ними шли автоматчики. Наши бойцы залегли. Сержант Рыбников в этом бою проявил поистине железную выдержку. Он заранее наметил рубеж, к которому нужно подпустить вражеские машины, и когда танки подошли к этому рубежу, скомандовал: «Огонь!».

Прозвучали первые выстрелы. Меткие пули попали в цель. Один танк был подбит, а другой закружился на месте, и через минуту густые струи черного дыма повалили из всех щелей. Обходя подбитые машины, фашистские танки, ведя артиллерийский и пулеметный огонь, ползли на окопы гвардейцев. Осколком одного из этих снарядов был ранен сержант, но он не оставил поле боя и продолжал вести прицельный огонь по приближающимся танкам. Запылали еще две машины.

Пятый вражеский танк подошел на 20 метров к окопу комсомольца Захарова, и тогда он, схватив две противотанковые гранаты, бросился вперед. Гранаты одна задругой полетели под гусеницы. Танк накренился и застыл. В этом жарком бою трое бронебойщиков уничтожили пять вражеских машин.

Подполковник Смакотин в своей книге «От Дона до Берлина» ничего не говорит о судьбе этих героев-гвардейцев. Но ясно одно, что стальные чудовища со своими экипажами не выдержали стойкости и героизма троих солдат и повернули вспять. Контратака фашистов на этом участке кровавой битвы захлебнулась.

К исходу 9 января после напряженного и тяжелого боя частям дивизии удалось прорвать первую линию обороны и захватить отдельные дома на окраине поселка, взять его штурмом частям дивизии не удалось. Многочисленный гарнизон противника продолжал  сопротивляться.

Гвардейцы 57-ой дивизии во взаимодействии с частями 41-й и 35-й гвардейских дивизий успешно отразили все вражеские контратаки и, улучшив позиции, теснее сжали кольцо окружения.

...10 января Хамруд Умаров вновь в бою. Прикрываясь огнем автомата, он преодолел несколько сотен метров смертельного пространства и упал под плетнем. Умолк и его автомат, выплюнув последний патрон из диска. Теперь нужно перезарядить оружие. А сделать это не так уж просто: нужно вынуть диск, набрать из сумки патронов и по одному вставить в магазин.

Занятый этим хлопотным делом, Хамруд уловил такие знакомые ему с детства запахи постного масла. Он осторожно поднял голову и увидел перед собой постройку. Понял — перед ним маслозавод, а в нем фашисты с пулеметом. Подобрался к ним поближе. Он решил уничтожить эту точку, пока они не выкосили роту, что залегла позади него на снегу.

Еще не совсем вызрел план действий, не успел он еще полностью набить диск патронами, как возле него упал на снег лейтенант Величко, его командир взвода.

—Харитон (так величали Хамруда бойцы по-русски)! Кончай ночевать. Пулеметчика с чердака выкурить нужно, пока он не покосил наших хлопцев. Быстро! За мной! Пошли, старина!

Подвижный лейтенант, а с ним такой же легкий на ногу Харитон броском сорвались со снега и побежали к строению. Но к месту они не добежали. Прострекотала автоматная очередь — и оба они упали на снег. Вражеские пули и того и другого ужалили в плечо, лейтенанта — в левое, а Хамруда — в правое. Воспользовавшись тем, что немцы обратили внимание на командира и бойца, наши солдаты добрались до помещения и уничтожили фашистов, что там сидели. Рота пошла вперед, а Хамруда подобрали санитары. Так закончился для него бой, в котором он горячей кровью окропил первую освобожденную пядь украинской земли.

...Наступил рассвет. Бойцы готовились к атаке. Подвезли кухню.

Бойцам разнесли завтрак в термосах. Командир полка гвардии подполковник С.П. Гурин стоял у домика и внимательно всматривался вперед. Там впереди в утренней дымке раскинулся поселок. Видны только первые дома поселка, а что там за ними? Неизвестно. Это волновало всех и солдат, и офицеров.

— Тихо, — сказал Гурин, — видимо, не ждут нашей атаки. Это хорошо. Но сил у нас мало.

Гурин до этого командовал парашютно-десантным батальоном, он всегда отличался уверенностью и хладнокровием. Но даже этот закаленный в боях командир волновался.

Было утро 10-го января 1943 года. Наше командование решило с 10 января начать уничтожение блокированной группировки артиллерийско-пулеметным огнем и огнем стрелкового оружия. И когда рассвело, открыла огонь наша артиллерия.

Надо сказать, что артиллеристы еще в начале января заняли позиции на Красном бугре, но команды открывать огонь не было.

Гвардии старшина санинструктор 128 артиллерийского полка 57-й гвардейской дивизии Григорий Жовтоноженко об этом времени вспоминает, что не достигая посадки, они повернули вправо и, примерно в ста метрах от нее — огневые позиции. И пошла солдатская работа.

Орудий четыре. Их надо окопать. Для каждого расчета надо сделать укрытия и для себя.

Первую и вторую ночь они ночевали в палатках, а потом и остальные ночи вплоть до 10-го января. Мороз был 28 градусов, земля была очень крепкая. Каждый расчет вырыл для себя по ровику. Нелегко было в таких условиях солдату. Потом командование пошло навстречу и облегчило солдатскую участь. Разрешило половине расчета дежурить у орудия до 12 часов ночи, а другой половине греться в сарае. Сарай был с кухней и стоял на окраине Великоцка. Это была птицеферма колхоза имени Калинина. Так было только ночью, а днем все солдаты были у орудий на огневых позициях, готовые в любую минуту открыть огонь.

И вот эти минуты настали. Когда рассвело, наша артиллерия открыла огонь. Бойцы поднялись в атаку. Противник ответил тем же. Он открыл шквальный огонь. И все же гвардейцы продвинулись вперед, захватили элеватор.

Фашисты не хотели примириться с этой потерей и контратакой потеснили наши подразделения.

Когда полк снова овладел элеватором, саперы начали минировать подходы к нему. Героический подвиг совершил тут сапер-комсомолец Демченко. На него напали гитлеровцы. Молодой боец, раненый и живот, отбивался до последней минуты.

На его теле нашли 12 ран, в кармане гимнастерки у него были письмо, написанное им перед боем в Москву. В нем комсомолец писал: «Нет выше чести быть преданным большевиком в боях за нашу Отчизну».

Спустя некоторое время вновь разгорелся жаркий бой. Большая группа автоматчиков и шесть танков прорвались через боевые порядки, и вышли в тыл нашим подразделениям. Создалась серьезная опасность. Гвардии лейтенант Белинский со своими разведчиками ринулся навстречу врагу, прикрывая штаб полка и медпункт. Их было несколько бесстрашных против шести танков. Эти молодые солдаты не думали о себе. Они стремились ликвидировать опасность, не пропустить врага. В разгаре боя пулеметная очередь скосила Иосифа Белинского. Рядом с ним дрались разведчики Попов и Шимшура. Фашисты подошли совсем близко. Рыжов скосил семь гитлеровцев, но погиб сам. В критический момент на выручку подошло подразделение офицеров Бурмашева.

Кольцо над поселками сжималось и затягивалось все туже и туже.

………

 Книга предоставлена Сергеем Звягиным