35-я гвардейская стрелковая Лозовская Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизия.

Крепкий орешек

К. Досымбетулы с супругой Гульнар.К деду на аудиенцию я попала с трудом. График чрезвычайно плотный: 90-летний ветеран войны и нефтянки, а с недавних пор и молодожён Курманбай ДОСЫМБЕТУЛЫ (на снимке) либо в гостях, либо их принимает. Я приехала по договоренности в Акжар после полудня пятницы. Открыла дверь маленького аккуратного домика и попала в облако бешбармачного духа. Вхожу в комнату, так и есть – у деда снова кунаки.

ПАМЯТЬ – АЛМАЗ

Те трое, что сидели с ним за низким столиком и культурно запивали беш стопочкой, оказались творческой касты – режиссёр, с его слов, «снимает телефильм на военную тему» и с группой поддержки наведался к старику. Наверное, за материалом, поскольку когда тот начал свой рассказ для меня, начиная с 15 апреля 1923 года – дня своего рождения – тот удрученно протянул: «вторая серия…».

А по мне старик – диво дивное. Особенно алмазная его память. Прикрыв глаза, он словно читает книгу своей жизни:

– Отец – крестьянин, мать – домохозяйка родили сына и дочь. Закончил семь классов талгайранской средней школы имени Молотова и пошел на курсы трактористов. С 1941-го по 42-й работал мотористом на 13-й скважине, буровой мастер мой был Утен Нурашев, когда нефть была добыта, ему вручили ручные часы…

Задавать вопросы и перебивать в этом доме нежелательно.

– Вот будешь перебивать, я что-нибудь забуду, пропущу и попаду в неловкое положение! – строго говорит он. Вопросы покорно оставляю на потом. Но вот в истории с итальянцем в кустах мастер саспенса Курманбай ата доводит меня до вскрика, а потом я вопреки его приказу вскакиваю и бегу ему за спину, он смеётся, отгибает ворот рубахи: и точно, есть, есть след давно затянувшейся дырки от пули в сантиметре от шейных позвонков.Но обо всём по порядку.

– 15 мая 1942 года меня призвали прямо с участка, 20 дней нас держали в карантине, а потом перевели в Гурьевское военно-пехотное училище. 6 месяцев нас учили, а потом вышел сталинский приказ №217: отправить рожденных в 1921-23 годы на фронт,– мне сейчас  приходится сильно сокращать воспоминания Курманбая ата, чеканящего мельчайшие подробности: местоположение, количество, фамилии сослуживцев и отцов-командиров…

ДВАЖДЫ ЗАНОВО РОЖДЁННЫЙ

ветеранТак, не доучившись, 19-летний Курманбай попал в Сталинград, в 35-ю Гвардейскую дивизию, 101-й Гвардейский стрелковый полк пулеметчиком, первым номером. 4 месяца в обороне Сталинграда. Фронтовые дороги привели его в село Арбузовка, где он в составе группы из семерых человек получил задание ликвидировать итальянский десант. Дальше слово ему:

– Немцы начали тогда бежать, мы их преследовали, и между нашей 35 и 44 дивизией они закинули с воздуха группы итальянцев. По снегу я тащил свой «Максим» на лыжах (зимой 32-килограммовый пулемёт ставили на лыжи).  Мы шли в камышах высотой в человеческий рост. И вдруг из этих камышей мне в губы ткнули ствол пистолета. Наш расчёт встал как вкопанный. Я правой рукой отмахнул от себя руку с пистолетом, но не успел, раздался выстрел. Пуля прошла сквозь губу, снесла почти все зубы и вышла сзади, на шее. Искоса я успел увидеть, как мой земляк Жаксыгали Есенбаев выстрелил в итальянца. Затем подошел ко мне, туго обмотал место ранения. Группа двинулась вперед, я пошел назад…

Действуя на грани оскорбления чувств ветерана, я позволила себе ещё разподойти к нему вплотную и посмотреть. Действительно, дырка ровно посередке нижней его губы грубо зашита. В качестве дополнительного доказательства аташка вынимает две вставные челюсти…

– Часа через 3-4 я дошёл до своих, мне выдрали остатки зубов и наложили повязку. Велели ждать машину из госпиталя. Она приезжала в 8 вечера и в 8 утра. Пришла вечерняя, в полуторку перенесли раненых, 21 человек, 22-е – мое место – заняла медсестра. Я остался ждать утренний рейс. Утром по пути мы встретили ту машину – её вместе с людьми сожгли итальянцы. Я смотрел на сгоревшие останки и понял: ушел от смерти во второй раз...

В госпитале рану зашили плохо, криво, остались просветы. Помню, врач Попов на осмотре ругал своих: «Не жалеть, шить тщательно!» Десны, горло, нёбо опухли, глотать не мог, поэтому в госпитале носик чайника с молоком вставляли в рот и просто вливали в горло.

ЗАТО ЖИВОЙ

Через два месяца молодой беззубый боец вернулся на фронт. На 2-й Украинский фронт, в артиллерийский 884-й полк наводчиком 120-миллиметровых пушек. Аккурат к форсированию Днепра.

– Днепр форсировали по деревянному понтону, но на том берегу все вязли в глинистом песке, техника проваливалась, сверху нас поливали огнем вражеские истребители… Снаряды вертикально втыкались в песок и… не разрывались. Я тогда выжил, но в том полку прослужил недолго.

Вскоре в Первомайском он получил легкое ранение в колено, а после госпиталя снова попал в родную 35-ю Гвардейскую дивизию, где оставались земляки.

– Вы по-русски говорили тогда?

– Ни бельмеса.

– А как понимали приказы?

– Ну, приказы-то быстро освоил. А поначалу повторял за сослуживцами: они падают – я тоже, встают – я с ними…

В декабре 1943 он получил последнее свое ранение – осколок пробил кости голени насквозь чуть выше стопы. Дырища и теперь пугает своим видом, хоть и затянулась. Спустя восемь месяцев в госпиталях инвалид второй группы вернулся домой, без зубов, на костылях, зато живой.

САМЫЙ ВКУСНЫЙ ХЛЕБ

– Как тогда жили в тылу?

– Вместо зарплат и пенсий колхоз в помощь давал тары, муку. По карточной системе выдавали по норме на каждого масло, чай, консервы и даже колбасу. Голода и нищеты не было, но тяжело приходилось. Казахи тогда не рыбачили, а русские местные целыми днями с удочкой стояли. Казахи в степи собирали анчонхай (аналога в современной ботанике я не нашла, по описаниям аташки, это корнеплод), сушили, потом в мешках молотили, так сходила шелуха и песок. Затем мололи в муку и пекли хлеб. Еще в песках рос кумаршык, собирали его плоские коричневые зернышки мелкие, меньше проса. Их жарили всухую в казане, толкли и пекли хлеб или ели так, с молоком. А уж если в масле или в сорпе – лучше еды не было. Сахар если был, матери делили его так… – с этими словами дед берёт узкий ломтик картошки со своей тарелки, и делит его на четыре части, с полногтя. – Но хлеб не дорожал никогда! 90 копеек, – он смыкает руки в круг, как бы охватывая толстый ствол дерева, – вот такой здоровый калач! Ржаной, вкуса такого, что когда нюхали, слюнки текли. Никогда вкуснее хлеба не ел.

ЭПОПЕЯ В МАНГИСТАУ

Спустя два года Курманбай выбросил костыли – устроился на работу. Нога не сгибалась, поэтому помбур садился на платформу как почетный гость – молдасын курып и работал сидя. Добурился до начальника участка разведочного бурения Мангистауского треста «Газонефтеразведка». Он всю жизнь в нефтянке – 54 года! Баек оттуда тоже много:

– Наши (казахстанские) геологи исследовали мангистауские недра, нашли уголь, нефть, марганец, много еще чего… Разведали, изыскали, составили документацию, всё на собственные средства нефтяников. Это были миллионы рублей. Тем временем Хрущев отдал эти места в пользование почему-то туркменам – предоставив им десятки пароходов, барж, массу оборудования, финансирование из госказны… Надо обращаться в Москву. Кто это сделает? Тогдашний секретарь Форта-Шевченко Халелов сообщил секретарю гурьевского обкома Ондасынову, тот – Кунаеву. Он собрал академиков – решать, кто поедет в Москву? Вызвался академик Каныш Сатпаев. Он доложил Хрущеву всё, в том числе и то, что ЦК компартии не дает средств гурьевским нефтяникам. И попросил оставить месторождения в Мангистау казахам, мол, отдайте предназначенную туркменам технику нам, мы сами будем добывать свою нефть. Хрущев в помощи отказал, но сказал: сами справитесь – оставлю вам.

И всю разведку Новобогата, а тогда там и я работал, переселили полностью в Мангистау: оборудование, сотрудники, семьи… 1953 год это был. Транспорта нет, воды нет, электричества нет, народ тамошний в землянках жил. Ох тяжело было. Денег не хватало, разведка сворачивалась, мы были на грани обратного переселения, когда на законсервированной 6-й скважине Жетыбая самотёком пошла нефть! И все пришло – техника, деньги, вода, самолеты, работники ста и одной национальности со всех концов Союза… И Мангистауская область отделилась от Гурьевской в самостоятельную. Домой я вернулся переводом в связи с заболеванием в 1975 году, в поселок нефтяников – Буровик, ныне Акжар. Тогда это была степь, несколько домиков вдоль реки. Меня назначили начальником жилищно-эксплуатационного участка. Мой начальник Хисметов дал задание – обеспечить поселок водой, светом, теплом… Всё сделал, и поселок начал расти.

ТОСТ РЕЖИССЁРА

Как участник войны он вышел на пенсию в 53 года, но проработал в родной нефтянке до 70 лет. Родил 5 детей. Водил 4 разные машины – до 85 лет. В прошлом году дважды вдовец женился в третий раз – на 54-летней вдове Гульнар.

…Когда автобиография подошла к концу, господин режиссер, опершись головой на согнутую в локте руку, уже похрапывал. Разбуженный, он сказал игривый тост: «За молодых, за их будущих детей!» Все рассмеялись, а я не стала – с таким порохом товарища Курманбая Досымбетулы скидывать со счетов рановато.

Зульфия БАЙНЕКЕЕВА

http://azh.kz/ru/news/view/14826