Пасионария и Рубен. Воспоминания Пасионарии
ПАСИОНАРИЯ И РУБЕН
На встрече с читателями в Волгограде мы услышали от студента четвертого курса сельхоз-института Николая Палагушкина рассказ о своем вузовском музее. Это не обычный музей: он создается уже несколько лет и посвящен боевым действиям лишь одной, 35-й Гвардейской воздушно-десантной дивизии.
«Это нужно живым»,— сказали организаторы музея, и с тех пор каждый год летопись пополняется новыми именами героев прославленной дивизии: она сражалась на Донском рубеже под Сталинградом, затем у стен города, как раз в районе, где нынче базируется сельхозинститут, прошла потом путь до Берлина.
— В нашем музее хранятся документы, которые мы особенно ценим,— рассказывал Николай Палагушкин,— и среди них — свидетельство подвигов Героя Советского Союза Рубена Ибаррури...
Всем участникам нашего разговора это имя было известно хорошо. Вспомнили и прочитали, ставшую сейчас исторической, страницу из военного «Сталинградского дневника» первого секретаря обкома партии в 1942— 1943 гг. Алексея Семеновича Чуянова. Запись была короткой, в несколько строчек:
«Четвертого сентября (1942 год). На наш КП из села Средняя Ахтуба на левом берегу Волги прибыл корреспондент «Красной звезды» В. И. Коротеев и сообщил тяжелую весть: 3 сентября в госпитале скончался Рубен Ибаррури — сын секретаря ЦК Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури. 24 августа, командуя пулеметной ротой курсантского батальона (35-я Гвардейская воздушно-десантная дивизия), в бою за железнодорожную станцию Котлубань у хутора Западновский (Власовка) он был смертельно ранен.
С большим трудом его переправили через Волгу и доставили в госпиталь. Врачи сделали все возможное, но спасти жизнь славного сына испанского народа не удалось. Рубена похоронили в поселке Средняя Ахтуба. Я сообщил эту печальную весть Военному совету фронта.
Надо известить Долорес Ибаррури, которая находится сейчас в Москве. Но где найти слова, чтобы утешить горе матери?»
В 1947 году останки Героя Советского Союза Рубена Руис Ибаррури были перенесены из поселка Средняя Ахтуба в Сталинград. Сейчас его могила находится на центральной площади имени Павших борцов, в сквере у старого тополя, рядом с братской могилой защитников города. Гранитный памятник, имя, высеченное навеки, мрамор, и в любое время года цветы. Даже в лютую зимнюю стужу.
— Нам хотелось бы, чтобы вы, журналисты «Советской России»,— сказал Николай Палагушкин,— нашли возможность связаться в Мадриде с Долорес Ибаррури и сообщить ей: мы помним и всегда будем помнить ее сына.
* * *
...Мы связались по телефону с Мадридом и попросили соединить нас с товарищем Долорес Ибаррури.
Через несколько мгновений слышим удивительно бодрый женский голос. Он доносится издалека. Точно из тридцатых годов. Прошлое и настоящее слились воедино.
— Дорогие мои советские друзья! — говорит товарищ Ибаррури.— Спасибо вам за память о Рубене. Сталинград для меня — всегда в настоящем.
Спасибо вашей стране за помощь, оказанную испанской демократии в борьбе с фашизмом. Испанцы долго будут хранить в своих сердцах чувство благодарности к коммунистам Советского Союза.
Хочу сказать вам: все, что происходит сегодня в СССР,— происходит в моем сердце.
газета Советская Россия
9 мая 1984
Статья предоставлена Евгением Фридландом
ВОСПОМИНАНИЯ ПАСИОНАРИИ
Долорес Ибаррури, Пасионария... Это имя давно стало легендой, с именем Д. Ибаррури связана целая эпоха в истории Испании, испанского и международного коммунистического движения. Это имя является символом мужества и стойкости. Ее клич — «Они не пройдут!» и сегодня звучит там, где народ борется за свою свободу и независимость.
Около сорока лет Д. Ибаррури провела в эмиграции. Все эти годы она продолжала активную политическую деятельность. 9 декабря 1985 года ей исполняется 90 лет, но и сегодня Долорес Ибаррури остается и первых рядах борцов за рабочее дело, которому она посвятила всю свою жизнь. Об эти годах, о жизни в Советском Союзе, рассказывается в вышедшей недавно в Испании ее новой книге «Воспоминания Пасионарии (1939—1977 гг.)». Сегодня мы печатаем с сокращениями несколько глав из этой книги.
Было воскресное июньское утро 1941 года. Я с семьей находилась в Пушкино, недалеко от Москвы, там же были Хосе Диас, генеральный секретарь КПИ, с женой Тересой и дочерью Тереситой.
Мой секретарь услышала по радиоприемнику голос бесноватого Гитлера, объявившего о том, что немецкие войска перешли советскую границу, нарушив все ранее подписанные договоры. Недослушав воинственные вопли фюрера, она тут же бросилась к нам, чтобы сообщить эту страшную весть.
Сыр мой, Рубен, курсант военного училища был дома в увольнительной. Он сразу же собрался и сказал мне, что пойдет добровольцем. Мы обнялись. «Мама, я буду вести себя как твой сын…»
1942 год был годом грандиозных сражений. Советские солдаты боролись и умирали, вставая стеной на пути нацистских захватчиков, поражая весь мир; В Сталинграде, городе, протянувшемся широкой лентой вдоль Волги, развернулись жестокие сражения, которые были переломными в этой войне.
На защиту Сталинграда отправилась и 35-я Гвардейская воздушно-десантная дивизия, в рядах которой в чине старшего лейтенанта был мой сын Рубен. 13 августа я получила от него несколько строк: «Дорогая мама! Я не писал тебе, так как не знал, на какой фронт меня направят. Сегодня я могу тебе это сказать. Я нахожусь в знакомом месте, очень мне дорогом. Это город, где я учился в военном училище… Хочу как можно быстрее вступить в бой. Можешь не сомневаться, я выполню свой долг молодого коммуниста и солдата…»
Коротким, но тяжелым был бой Рубена в Сталинграде. Из военного совета Сталинградского фронта нам сообщили, что 3 сентября погиб мой Рубен...
«Пулеметная рота под командованием Рубена Ибаррури прорвала первую линию врага. В этом бою гвардии старший лейтенант Рубен Ибаррури был смертельно ранен, и товарищи отправили его в госпиталь... Несмотря на все усилия врачей, спасти жизнь испанскому юноше не удалось, на рассвете 3 сентября 1942 года Рубен умер».
Как рассказать о моем горе? Это было самое глубокое горе из всех. У меня осталась одна Амайя из шести которых я родила на свет.
Рубен привык трудиться и бороться с малых лет, еще в Испании. Наша рабочая семья жила тяжело, и он помогал как мог. Распространял нелегальную литературу и печать компартии. Участвовал в борьбе бастующих рабочих, шел в демонстрациях, которые не раз обагрялись кровью трудящихся. Когда меня арестовали, руководство Партии отправило моих детей в Советский Союз, чтобы я в тех тяжелых условиях, в которых жили и боролись коммунисты в Испании, могла целиком отдать себя революционной деятельности нашей партии. В Советском Союзе Рубен работал на заводе Лихачева, а во время, гражданской войны в Испании вернулся, чтобы сражаться вместе со своим народом в рядах Народной армии.
После разгрома Испанской Республики, вместе с тысячами других бойцов-республиканцев, он был интернирован французским правительством и посажен в концентрационный лагерь во Франции, откуда сумел выбраться и вернулся в Советский Союз, который Рубен любил, как свою вторую родину. В Великую Отечественную он пал как герой, защищая Сталинград. Звание героя Советского Союза ему присвоили посмертно.
Со всех концов Советского Союза мне пишут письма, и я c удовольствием отвечаю на них. В их сыновних словах оживает мой Рубен.
ГЛАЗА ПИКАССО
Это было в Тулузе, в декабре 1945 года. Партия организовала небольшую встречу товарищей и друзей по случаю моего 50-летия... Мой первый день рождения во Франции после победы над гитлеризмом. Но всего за несколько километров от нас существовали Франко и его к фашистский режим, страдал наш растерзанный, угнетенный народ. Мысль об этом омрачала наш праздник.
Кто-то мне сказал: «Долорес, здесь Пикассо». Пикассо, какая радость. Я увидела его.
Он сидел в отдалении, в полушубке и шапке, как простой труженик, но глаза... их не спутаешь. Глаза Пикассо.
Быстро подошла к нему. Пожимая его магические руки, я испытала волнение. Для меня он был всегда другом, дорогим товарищем, уникальным художником. Человеком с большой буквы.
Как баску меня потрясла его картина «Герника» — страшное обвинение Франко, фашизма. Известная всему миру, она поднимала и мобилизовывала на борьбу народы, всех мужчин и женщин доброй воли. Если бы Пикассо за свою столь плодотворную жизнь не создал ничего, кроме «Герники», его все равно можно было бы причислить к лучшим художникам нашей эпохи.
Мы обнялись. Никогда не забуду его дружеского взгляда, его улыбки...
Я знала, что Пикассо не любил собраний, празднеств. Не посещал даже торжеств, посвященных ему. Он предпочитал работать, работать и работать у себя в студии, день и ночь. И именно поэтому я до глубины души была ему благодарна за посещение нашего скромного «банкета».
Позже, в Париже, я пришла в студию художника. Это было равносильно проникновению в святилище храма: его картины, сокрушительная сила палитры выражали его страстный характер, его протест против официальной посредственности, против навязывания чьей-либо воли, против несправедливости, деспотизма и преступлений! Пикассо был испанцем до мозга костей не только по происхождению, но и по темпераменту, по манере писать, по световой и цветовой гамме картин.
Много лет спустя, уже в Мадриде, я присутствовала на официальном представлении испанскому народу его «Герники», которую испанцы знали, только по репродукциям. Миллионы почитателей таланта Пикассо во всем мире видели ее в Нью-Йорке. Пабло Пикассо не хотел, чтобы его «Герника» возвратилась во франкистскую Испанию. В настоящее время, по воле автора она стала достоянием испанцев, всех народов Испании.
С волнением я смотрела «Гернику», и мне казалось, что рядом стоял Пабло Пикассо, что его большие и проницательные глаза —самые прекрасные глаза нашего века, как сказал знаменитый испанский поэт, коммунист Рафаэль Альберти,— его улыбка, его гений были здесь.
НАКОНЕЦ!
Ночью 9 апреля мне сообщили великую новость: Коммунистическая партия Испании легализована. Мы были уверены, что теперь-то наше возвращение на родину не за горами. Но из Мадрида приходил упрямый отказ на все мои просьбы о выдаче паспорта.
Почему меня так боялись? Тогда руководство партии решило положить конец столь несуразному положению. Я должна прибыть в мадридский аэропорт Барахас без паспорта. Решится ли кто-нибудь преградить мне путь? Сказано — сделано. Моя дочь Амайя отправлялась на тех же условиях. Это было в первых числах мая 1977 года. Вдруг нам сообщают из испанского посольства: пришел паспорт для Долорес Ибаррури.
Неужели дошли слухи до ушей правительства о нашем «партизанском» решении? Не знаю, но все произошло именно так. 12 мая я получила паспорт. А 13-го у нас уже были билеты на самолет Аэрофлота по маршруту Москва — Мадрид.
Прощание было нелегким. В аэропорту Шереметьево собрались друзья и товарищи. Среди них и мои внуки. Мне было трудно расставаться с ними и со всеми людьми, с которыми прожила и проработала, столько лет.
У меня сжалось сердце, когда я поднялась в самолет. Почти половина жизни прошла среди героического и прекрасного советского народа, на этой земле, далекой и холодной, но горячей и гостеприимной для друзей...
Наконец Барахас, Испания. Моя Испания. Невозможно сдержать волнения. Наконец! Наконец я ступлю на родную землю, снова сольюсь с моим народом, с тружениками моей земли!
У трапа нас ждали знакомые лица. На галереях мы увидели флаги и услышали возгласы, приветствия. Чтобы никто меня не узнал, нас пригласили сесть в фургончик авиакомпании «Иберия» и в сопровождении товарищей и полицейских привезли на квартиру в мадридском районе Эль-Пилар.
— Никто не знает твоего местожительства,— заверили меня. Но они не учли, профессионализма работников средств информации. Наша квартира на втором этаже дома по улице Санхенхо вскоре была окружена фотографами, журналистами, киносъемочными группами. Они ворвались в дом, меня снимали, поздравляли. И, конечно, посыпались вопросы.
Что я им могла сказать? Что я их всех приветствую? Что меня необычайно радует возможность снова находиться на родной земле? Что я приехала, чтобы жить в мире и работать в партии? Я приехала защищать наши идеалы и пропагандировать их.
Меня спрашивают, какие, чувства я испытываю, находясь в Испании в свой первый час. Волнение, радость... а также ностальгию. Я очень счастлива и в то же время печальна. Потому что там, далеко, я оставила своих внуков и часть своей жизни.
В первый же день мы поехали по Мадриду. Побывали на улицах, с которыми связано столько воспоминаний: улица Франкос Родригес, где формировался V полк, Галилео, где я работала в редакции газеты «Мундо обреро»; Бласко-де-Гарай, улица, где я жила со своими детьми. А потом были Пуэрта-дель Соль, Пласа-де-Эспанья, Эль-Ретиро... Какое чудо шагать по улицам Мадрида!
В АСТУРИИ
Мы приехали в Астурию. Коммунисты, астурийские трудящиеся избрали меня в 1936 году депутатом парламента республики. Сорок один год спустя они снова выдвинули меня в депутаты парламента демократической Испании. Их решение взволновало меня и испугало. Мне уже исполнилось 82 года. Это была незабываемая и последняя в моей жизни избирательная кампания.
Больше всего меня потрясло то, что после стольких лет отсутствия, стольких лет, переполненных исключительными событиями, астурийцы не забыли моего имени, А молодежь, которая меня никогда не видела, знала, что я открыла ворота тюрьмы в Овьедо в 1936 году, что спустилась в шахту Кадавио в знак солидарности с бастующими шахтерами, что в 1934 году приехала в Астурию помочь моим арестованным товарищам и сама сдалась, чтобы спасти их, спасти сотни астурийских сирот и детей заключенных.
Откуда они это узнали? В семьях рабочих революционные традиции передаются от дедов и отцов детям. Для астурийиев я была своя и раньше, и теперь. Годы не смогли разорвать узы, которые нас связывали. Это неразрывные узы.
В КОРТЕСАХ: 41 ГОД СПУСТЯ
Было утро 13 июля 1977 года. 10 часов 05 минут.
Зачем столько подробностей?
Потому что мне было страшно войти в тот же амфитеатр, того же Дворца кортесов, сорок один год спустя. Сорок один год истории... !
Франко заверял, что он покончит с коммунизмом. Бросал в тюрьмы, пытал, убивал сотни коммунистов и патриотов — борцов за свободу. И не смог покончить с коммунизмом, Об этом же заявляли другие фашисты и реакционеры до него. Ни у кого не вышло. Потому что коммунисты связаны с народом. А народ — бессмертен.
У истории есть свои любопытные стороны. Пасионария, одна из самых проклинаемых личностей франкистской пропаганды на протяжении стольких лет, стала членом парламента и 13 июля 1977 года заняла председательское место в группе старейшин на конституционной сессии первых демократических кортесов после франкизма. Рядом со мной, а группе старейшин, сидел Рафаэль Альберти, мой постоянный друг и товарищ, выдающийся поэт нашего века.
Мы с Рафаэлем — на открытии новых испанских кортесов 1977 года. Стояла волнующая тишина. А мое волнение вообще трудно передать, я рассматривала амфитеатр. Да, он тот же, что и в 1936 году. И в то же время — абсолютно другой! Не только потому, что зал модернизирован. Я искала знакомые лица... Их не было. Скамьи занимали другие люди, женщины и мужчины, в основном молодые... Слева от меня — группа моих товарищей-коммунистов.
Рафаэлю Альберти — ныне лауреату премии Мигеля де Сервантеса— вскоре парламент показался слишком узким, и он вернул себе место «поэта улиц», «блуждающей кометы», уступив мандат своему земляку-крестьянину. Его удивительный голос не перестал петь для народа о дружбе, о справедливом мире, 6 мире на земле.
Когда через два года были назначены новые выборы в законодательный орган, я попросила партию не выдвигать мою кандидатуру. Мое место должен занять более молодой человек. И, конечно, астуриец.
Что же касается меня, то я продолжала свою деяельность в Коммунистической партии Испании, помогая в решении сложных проблем, возникающих на каждом шагу в поисках лучшего пути, который приведет нас к нашей цели: социализму.
Перевод с испанского Инги Скачковой.
Экземляр книги в Центральном музее Вооружённых Сил
Статья предоставлена руководителем поисковой группы "Надежда", сотрудником Россошинского военно-мемориального комплекса - Галиной Анатольевной Орешкиной